На прошлой неделе в Минске прошло собрание участников «великого цивилизационного противостояния» – II Международного антифашистского конгресса. Его участники заявляли о решимости победить идеи либерализма. Между тем жестко антилиберален всегда был именно фашизм. А немного покопавшись в фактах, становится ясно – у современной Беларуси немало общего с Италией времен дуче Бенито Муссолини.
О «великом цивилизационном противостоянии» в своем выступлении на конгрессе заявил заместитель министра информации Беларуси Игорь Бузовский. Согласно его выкладкам, Запад – это цивилизация с идеологий, структурой, технологиями и гигантским объемом символов, которые в мировом масштабе задействованы в пропаганде. «Цель противостояния с ним – духовная сфера. Такие категории, как демократия, права человека, свобода слова, гражданское общество, цели устойчивого развития, «зеленая» экономика, гендерное равенство стали обыденными для восприятия».
Из сказанного Бузовским можно сделать вывод: все перечисленное и есть тот объем символов, который позволяет «неолиберализму на наших глазах трансформироваться в идеологию неолиберального фашизма».
Тут, конечно, большая путаница с понятиями. Неолиберальный фашизм – уже оксюморон. Что-то вроде «капиталистического коммунизма». Однако интересно не это – сам конгресс и выступления его участников заставляют вспомнить известное выражение, приписываемое Уинстону Черчиллю: «Фашисты будущего будут называть себя антифашистами». Правда, британский премьер никогда такого не говорил. Но от этого фраза не становится менее показательной. Хотя бы потому, что у нынешнего беларусского режима так много общего с Италией времен Бенито Муссолини, что сходство невозможно не заметить.
Между итальянским фашизмом и германским национал-социализмом часто ставят знак равенства. Однако это не совсем так – сближение двух режимов произошло лишь в конце 30-х годов прошлого века, когда Италия присоединилась к «Антикоминтерновскому пакту», став союзником Германии. А поначалу Бенито Муссолини, по-итальянски duce, то есть вождь, относился к Адольфу Гитлеру и проповедуемым им доктринам достаточно скептически.
Да и сам термин «фашизм» возник именно в Италии и благодаря Муссолини. Фасциями в Римской империи называли атрибут власти – пучки прутьев, перетянутые шнуром или ремнями со вставленным в них топориком. Фасции были отличительным знаком ликторов, которые в период ранней Римской республики приводили в исполнение смертный приговор над римскими гражданами. Впоследствии в геральдике ликторские фасции стали символизировать государственное и национальное единство. Стремясь восстановить былое величие Римской империи и Италии, Муссолини избрал фасции символом своей партии. Так и возникло ее название — фашистская.
Важная деталь – Муссолини были чужды присущие Гитлеру идеи о чистоте расы. Он мечтал о величии Рима – мощной, единой, многонациональной империи.
Современные историки выделяют общую основу для понимания фашизма: это тотальная диктатура, распространяющаяся на все сферы жизни человека, общества и государства. В экономике свобода предпринимательства и конкуренции заменяется гипертрофированной ролью государства и тотальным контролем для мобилизации и перестройки под нужды политического режима. В политике – неограниченная власть харизматичного несменяемого вождя, отсутствие выборности или ее декоративный характер, экспансия как стратегическая и тактическая цель и опять-таки тотальная мобилизация граждан. И, наконец, фашизм всегда жестко антилиберален.
Поэтому к фашистским принято относить не только режимы Муссолини и Гитлера, но и Антониу ди Салазара в Португалии, Франсиско Франко в Испании, Миклоша Хорти в Венгрии и греческих «черных полковников».
Но самое время пристальнее присмотреться к деталям.
Так формулировал Муссолини концепцию своей политики. В 1926 году, то есть через четыре года после прихода дуче к власти, в Италии принимается пакет так называемых чрезвычайных законов. Распускаются все партии, кроме фашистской, запрещаются все оппозиционные газеты. Была создана «Особая служба политических расследований», которая передавала дела в специальный «Особый трибунал по защите безопасности государства», вердикты которого не подлежали апелляции. Так, например, преступлением, каравшимся лишением гражданства, считалось и действие, посягавшее на доброе имя или престиж Италии. Запрещались забастовки, стачки и подстрекательство к ним.
Предприятия, хотя в значительной степени и оставались в частных руках, рассматривались фашистами как общественная собственность. В 1927 году был принят один из наиболее знаковых законодательных актов фашистской Италии – «Хартия труда». Согласно ей, «государственное вмешательство в экономическое производство может иметь место в том случае, если частная инициатива отсутствует или недостаточна, или когда на карту поставлены политические интересы государства». И уже через восемь лет, в 1935 году, Муссолини утверждал, что три четверти итальянских компаний находятся под государственным контролем.
Статья третья документа гласила: «Существует свобода профессиональных или профсоюзных организаций. Но только профсоюзы, юридически признанные государством и подлежащие контролю со стороны государства, имеют право на законное представительство всей категории работодателей или работников». Муссолини и его сторонники понимали – решить проблему мобилизации общества можно путем формирования условий, при которых у работников не оставалось выбора – им приходилось или подчиняться действующим порядкам, или отправляться, например, на принудительные работы по строительству дорог. В то же время такой подход обеспечивал синергию власти и крупного капитала: большие ресурсы бросались на различные «великие стройки» и осваивались владельцами крупных компаний. Ну а мелкий бизнес сознательно приносился в жертву.
Так создавалось корпоративное государство. К 1932 году в Италии насчитывалось 22 корпорации в разных сферах экономики – от промышленности и сельского хозяйства до банков и страховых обществ. В отдельную корпорацию были объединены творческие работники. Управляющих корпорациями назначало государство. Корпорации должны были «обеспечивать юридическое равенство между работодателями и работниками, поддерживать производственную и рабочую дисциплину и способствовать ее совершенствованию». То есть обеспечивать необходимые Муссолини порядок и стабильность.
При этом многочисленные социальные программы итальянских фашистов тоже были эффективны. Режим успешно боролся с безработицей, в стране росла рождаемость. Муссолини и его однопартийцы выступали за доступные для всех итальянцев медицинское обслуживание и систему образования. Были введены 8-часовой рабочий день и 48-часовая рабочая неделя, пособия по безработице, по уходу за детьми и оплата больничных, открыты оздоровительные лагеря для детей из малообеспеченных семей. Во время экономического кризиса 30-х годов Муссолини прибег к регулированию цен и контролю над уровнем заработной платы.
Многое из вышеперечисленного характерно и для беларусского режима. Речь, конечно, не идет о полном копировании, но в целом подходы совпадают.
Этот совет, созданный сразу прихода Муссолини к власти в 1922 году, в 1928-м получил статус государственного органа, который «координирует и объединяет все виды деятельности системы, созданной октябрьской революцией 1922 года». БФС составлял списки по выбору депутатов, выдвигал кандидатуру секретаря партии, занимался выработкой партийной политики, контролировал деятельность правительства и рассматривал законопроекты перед их поступлением в парламент. Он же играл роль «советника правительства по политическим вопросам», рассматривал конституционные изменения. Совет был и «кузницей кадров» – он готовил списки тех, кто может занять государственные должности или войти в состав правительства. Ну а постоянным председателем Совета был премьер-министр. То есть сам Муссолини.
Согласно принятому в 1928 году закону о реформе политического представительства, в парламент избирались 400 депутатов. 800 человек выдвигали корпорации. Кроме них, правом выдвижения кандидатов пользовались законно признанные организации, действующие в области культуры, образования и пропаганды. Они имели право выдвинуть еще 200 кандидатов. Затем Большой фашистский совет отбирал из этой тысячи нужных четырехсот, дополняя представленный список собственными кандидатурами – теми, кто проявил себя на военном поприще, в политике, в науке или в искусстве.
Влияние Совета на внутреннюю и внешнюю политику Италии было решающим. И отчасти его деятельность напоминает сценарий со Всебеларусским народным собранием. Там заранее отобранные и утвержденные наверху представители беларусских прогосударственных «корпораций» и прошедших через сито контроля представителей одобренных режимом политических партий будут определять будущее страны.
«В ВНС псевдодемократические принципы присутствуют и членов туда формально избирают, а у Муссолини этого не было», — считает политический аналитик Александр Фридман. Но, по его мнению, сходство лукашенковского ВНС с «Великим фашистским советом» есть. А вместе с «Белой Русью» в нем видится образ корпоративного государства.
При этом эксперт полагает, что Александру Лукашенко ближе все же не режим Муссолини, а сталинская диктатура. Но и у «вождя народов» до определенного момента не было разногласий с дуче. Так, на XVII съезде ВКП (б) в январе 1934 года Сталин заявлял: «Дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии, не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной».
С другой стороны, созданная в СССР система отличалась от практик Муссолини не так и значительно. В целом все тоталитарные системы похожи и методики тотального контроля над обществом у них зачастую одинаковые. Различаются только идеологии, которые всегда отрицают и объявляют ложной систему ценностей назначенного режимом «врага».
Тут самое время вернуться к господину Бузовскому и его выкладкам. Замминистра информации, как, очевидно, и других участников прошедшего в Минске конгресса, не устраивают демократия, права человека, свобода слова, гражданское общество, цели устойчивого развития, «зеленая» экономика, гендерное равенство и прочие либеральные ценности.
Если попробовать описать угодный Игорю Бузовскому мир антитезами, то мы получим диктатуру без прав человека и свободы слова, без гражданского общества, с гендерным неравенством и пренебрежением к женщине, с культом силы и презрением к массам, которые должны управляться исключительно волей вождя. Весь этот новый-старый мир мы где-то когда-то уже видели. Равно как и призывы изо всех сил бороться с либерализмом.
По мнению Игоря Бузовского, «неолиберальный фашизм становится открыто признанной идеологией Запада. Нельзя справиться с нацизмом без фундаментальной идеологической борьбы с либерализмом. Для этого нам нужна идеология, потому что нас атакуют идеологией. Простым здравым смыслом эту идеологию не победить, нужна своя. В том числе, с соответствующей экономической системой».
Что же, экономическая система по образу и подобию фактически создана. Как и корпоративное государство по аналогии. А вот «фашизм» и «нацизм» Бузовский сознательно или по незнанию все же путает. В СССР термин «фашизм» был введен как синоним германскому национал-социализму во избежание ненужных коннотаций. Чтобы содержащееся в нем слово «социализм» не приводило к аллюзиям с социализмом по-советски.
Что же касается фашизма, то дело дуче, похоже, по-прежнему живее всех живых. Со всеми нюансами в виде полицейского государства, ресентиментом по отношению к «коллективному Западу», понятиями «не до законов», культом силы, милитаризмом и прочими «прелестями». Осталось подвести под это соответствующую идеологию — и дело окажется в шляпе.
Подпишитесь на наш телеграм-канал «Reform.by :: Лонгриды»
***
Мнения и оценки автора могут не совпадать с мнением редакции Reform.by