Заметки с Московского кинофестиваля: пандемия как метафора

Интернет-буллинг, генные эксперименты, бытие святого, вампиры, что по Карлу Марксу, пьют кровь у пролетариата… — программа завершившего 43-го Московского кинофестиваля соединила в себе, на первый взгляд, несоединимое. Однако в столь разных работах его основного конкурса проступила тенденция, которую не возможно не отметить: пандемия как новое состояние и метафора мира и вынужденная изоляция, как вызов для художника. Погружения в себя как повод для авторов столкнуть в своих работах прошлое и настоящее, виртуальную реальность и реальную жизнь, слово и изображение.

Одиночество, близость смерти, страх, клаустрофобия, отчуждение, жажда быть услышанным, понятым, жажда прикосновений и любви — как можно охарактеризовать ту новую (не) нормальность, которая пришла вместе с пандемией короновируса? Нельзя сказать, что каждый фильм программы буквально отзывался на существующую реальность, но некоторые картины программы старались «прощупать» зыбкую почву изменяющегося мира.

Клаустрофобия моря

Известный испанский режиссер Агусти Вильяронга в конкурсной ленте «Чрево моря» (The Belly of the sea) поместил в центр внимания историю выживания команды французского регата. 1816 год. Два оставшихся в живых после кораблекрушения героя свидетельствуют в суде хронику ада: часть экипажа осталась на плоту, брошенном в открытом море. Фокусируясь на рассказе, а точнее — на показе отдельных судеб членов экипажа режиссер разыграет перед зрителем трагедию «дрейфующих в море».

Любопытный ход Вильяронга — море и плот с людьми мы видим в закрытом пространстве. Условность сцены — действие разыгрывается под каменными сводами, фрагментированность повествования, поэтика языка (лента создана по мотивам романа Алессандро Барикко «Море-Океан») — все это не помешает узнать через что проходит человек, брошенный на произвол стихии: страх, голод, предательство, ужас, ненависть. Превращение в зверя.

Прошлое начинает сталкиваться с настоящим, когда в фильме появляются кадры с фотографиями мигрантов, плывущих в наше время нелегальными морскими маршрутами на резиновых лодках в поисках лучшей жизни. Вильяронга монтирует изображения их фатальных путешествий со своей черно-белой поэмой о потерянных в большой воде. Сталкивая времена — ХIХ век, ХХ и ХХI, режиссер выводит образ моря — пучины страстей человеческих, средоточия страдания и зарождения жизни, образ мира. Он изобретает свой язык, с помощью которого пробует рассказать о вечном и актуальном. В меру клаустрофобийный, при том, что он, казалось бы о стихии, полный картинных и кино- образов, «Чрево моря» смешивает не только времена, но слово и изображение.

Мутанты с Острова свободы

Если заглядывая в лицо людским страданиям Агусти Вильяронга все же эстетизирует их, приближая лики к изображениям классической живописи (вспомним тут «Плот «Медузы» Теодора Жерико), то кубинский режиссер Мигель Койула заглядывает в историю уже массовой культуры, создавая художественный язык своего фильма «Голубое сердце» (Blue heart).

Куба, наши дни. После неудавшихся экспериментов по генной инженерии отвергнутые обществом Новые люди создают свою сеть на посткоммунистическом Острове свободы. Каждый из них обладает своей сверхспособностью, но прошлое и раздвоенная идентичность не дают им покоя, принуждая к мести. Кто они: мутанты или все же люди? Кто в этом виноват? В случае с «Голубым сердцем» мы имеем дело с антиутопией, и признаться, замах Мигеля Койула на антиутопию с элементами стилизации под аниме-хоррор вызывает некоторую оторопь вместе с неподдельным интересом.

Более того, Койула смешивает язык аниме, новостную хронику вымышленных медиа, советские мультфильмы, фильмы ( в частности, там есть «Человек-амфибия»), а в изображении города отсылает к «Метрополису» Фрица Ланга. Гавана возникает как пространство пустынных заброшенных высоток, окраин, одиноких вилл с обшарпанными стенами. Новые люди, которые были рождены в результате генных экспериментов с согласия Кастро, прячутся в этих пустырях, а также пещерах, покидая их, чтобы совершить очередной акт возмездия.

Разбираясь с коммунистическим прошлым, кубинский режиссер не жалеет художественных средств, уничтожая ностальгию по советским сказкам кодами новой массовой культуры. Самое важное, что в конце концов Новые люди неудавшейся утопии примут свою уникальность. «Не важно кто были твои предшественники, важно кто ты«, — изрекает рожденный в результате экспериментов почти человек-вампир, обнимая подругу.

Разобравшись с кубинской коллективной травмой, самое время упомянуть картину российского режиссера Алексея Федорченко «Последняя «Милая Болгария» (Last «Dear Bulgaria»). Экранизация книги Михаила Зощенко «Перед восходом солнца» в довольно изобретательной манере говорит о том, что россиянам, как впрочем и беларусам, запустить процесс осмысления и проработки травм прошлого удается с трудом. Автор ленты получила Серебряный «Святой Георгий» на кинофестивале за режиссуру. Поскольку об этой картине Reform.by писал раньше, как и о ленте «Равнодушные» (The time of indifference) итальянца Леонардо Гуэрра Сераньоли, удостоенной приза ФИПРЕССИ, то сдвинемся немного на юг, и на примере иранской картины «Сын» (The son) попробуем разобраться в настоящем этой страны.

Принц и другие

Режиссерка Нушин Мераджи в своем полнометражном дебюте выбирает пространство камерной драмы. Почти все события фильма происходят в квартире городского элитного дома: мраморный холл, апартаменты героев — достаточно просторны, со вкусом обставлены. В квартире живет сорокалетний Фарид со своей мамой. Так и хочется добавить — принц Фарид, поскольку мужчина считает себя образцовым сыном, блестяще справляющимся со своей задачей — опекать мать. Разумеется, к заботе о маме «идут прицепом» капризы, ворчание и не способность к самостоятельной жизни. Когда мать Фарида внезапно умирает, сын в состоянии стресса не придумывает ничего лучше как спрятать ее тело в холодильник.

Нушин Мераджи в традиции иранской школы кино с тонкой психологической проработкой характеров разворачивает перед зрителем драму современного Ирана на примере одной семьи. Когда не получив ответа на многочисленные звонки, на родину возвращается брат Фарида, который живет в США, «безумие» принца — от горя и осознания развернувшейся пустоты — достигает своего апогея. Фарид не хочет оставаться один, обвиняет и удерживает брата, кричит на соседку, не находит себе места, и закрывает квартиру на ключ. Старший брат, для которого  есть ценность личного пространства, уважение к другому, его принятие, не понимает этого поведения. Независимый и самодостаточный мужчина, он представляет собой уже другой Иран, — более открытый и здравый, даже космополитичный, осознающий свое прошлое, но не боящийся будущего.

В «Сыне» Нушин Мераджи два брата все же найдут общий язык. Их совместное детство, и шутка про Шерлока Холмса и доктора Ватсона разрушат невидимые культурные барьеры. Актер Сохейл Гханнадан, сыгравший Фарида, был удостоен Серебряного «Святого Георгия» за исполнение мужской роли. Мераджи сталкивает в своем кино две модели иранского мира, которые пока способны договориться.

Истерика сетей

От столкновений времен, культур, собственных страхов и фобий приближаемся к картине-победителю. Жюри во главе с режиссером из Филиппин Брийянте Мендосой отдали главный приз фестиваля Золотой «Святой Георгий» дебютной ленте румынского автора Андрея Хуцуляка «#засранка» (#dogpoopgirl).

Перед нами социальная сатира во плоти, история помешательства румынского общества как результат уже не временной изоляции, а истончения культуры, недостаток которой виртуальная реальность с ее «возможностями» объективации и буллинга, только проявляет.

Сюжет, ставший основой для сценария фильма, произошел в действительности в Южной Корее. Девушка не захотела убрать отходы за своей собакой в метро, и стала антигероиней корейского инета. Андрей Хуцуляк помещает, на первый взгляд, незамысловатую историю в румынский контекст, и позволяет событиям достичь накала дешевых ток-шоу. В его версии Алина, героиня, которая на самом деле взяла собаку из приюта, просто растерялась, когда ее питомца вырвало в вагоне метро. Но кого это волнует? Получив кличку #засранка после кем-то выложенного в сеть ролика, девушка оказывается в центре большого скандала. Кто виноват и что делать? — советчики появляются всех мастей и степеней безумия, и вот охранник, который не смог предотвратить «катастрофу» в метро, совершает акт самосожжения против его несправедливого увольнения под давлением общественности.

Режиссер балансирует на грани жанрового и социального кино, выводя портрет современного румынского общества, черты которого присущи многим. Серебряный «Святой Георгий» за лучшую женскую роль получила Андрея Грэмоштяну, сыгравшая жертву онлайн-буллинга.

В данном контексте трудно не вспомнить победителя последнего Берлинале —  картину титулованного Раду Жуде — «Неудачных трах, или Безумное порно», которая также не оставила камня на камне от румынского двуличия и ханжества. Выбирать между двумя лентами — оставим право за зрителем.

Но то, что мир нуждается в исцелении во многих смыслах — об этом кино авторов из самых разных стран напомнило на Московском кинофестивале с новой страстью и изобретательностью.