«Несогласных отправляли снимать флаги». Интервью с уволенным пожарным, который 10 августа тушил троллейбус на Пушкинской

Reform.by поговорил с минским пожарным, который 10 августа во время акции протеста тушил тот самый троллейбус у станции метро «Пушкинская», а затем открыто высказал свою гражданскую позицию, был уволен и вынужден был покинуть страну.

13 сентября 2020 года Илья Моржевский, который уже почти шесть лет работал пожарным, опубликовал видеообращение. В нем он выразил солидарность со спасателями, уволенными по политическим мотивам, и сотрудниками ОСВОД, осужденными за спасение протестующих из Свислочи. А еще раскритиковал руководство. На видео у Ильи на плечах два флага: государственный и бело-красно-белый.

«Неизвестные люди в масках захватили пожарные автомобили и используют их в целях, не связанных со спасением людей. Доверие — это основа нашей работы. Кто станет открывать двери пожарным, если они могут украсть твою собственность, будут ли звонить и просить о помощи, если вместо нас могут приехать люди в масках? Будут ли уступать дорогу пожарным автомобилям, если они едут не на помощь людям?» — задает вопросы в своем видеообращении Илья.

В конце мужчина извиняется перед беларусами, которых оскорбили действия МЧС, и просит граждан не терять доверия к пожарным. Сделав запись, Илья — в форме и с флагами — выходит на воскресный протестный марш, чтобы показать, что многие пожарные выступают против использования МЧС для снятия флагов и давления на несогласных. Его замечают, видео с ним публикуют в телеграм-каналах. Вскоре молодого человека уволят, задержат прямо в кабинете начальника, изобьют в милиции и посадят на 15 суток.

В беседе с Reform.by пожарный рассказал, что происходило в МЧС в первые дни после выборов, как руководство использовало спасателей в собственных целях, сколько им заплатили за работу на протестах, как его судили и почему он не хочет снова работать спасателем в Беларуси.

Илье Моржевскому 29, он не женат и без детей — поэтому в чужой стране ему немного проще. В октябре его уволили с работы, он остался должен государству 5 тыс. рублей. Пытался судиться, но в итоге все же решил уехать, опасаясь, что за его позицию ему отплатят «уголовкой». С конца декабря он в Украине, сейчас работает в сфере обслуживания, но надеется вернуться на работу по специальности — пожарным. Пока — не в Беларуси.

— Скучаешь по своей работе?

— Очень скучаю. Я хожу по городу в свободное время и захожу в пожарные части, общаюсь с пожарными, делимся каким-то опытом даже. Понимаешь, пожарные — это люди, которых по всему миру, несмотря на менталитет, на языковой барьер, объединяет одно — спасение людей.

Когда в Беларуси началась самая жесть, беларусских пожарных поддержал американский коллега. Для меня это было особенно дорого, потому что я следил за соцсетями этого человека, за его Youtube-каналом. А тут оп — и он поддерживает нас. Это что-то невероятное.

Я вообще могу назвать себя фанатом своей профессии. С десятого класса мне хотелось стать пожарным, но поступил в БНТУ. Немного поучился и бросил, пошел работать в МЧС. А в 2020 году поступил в БГУ на юридический факультет. Не доучился, но не жалею об этом. Мне «посчастливилось» увидеть, как преподаватели моего вуза угрожают своим же студентам за акции солидарности в университете. Еще до своего увольнения я подумал, что учиться в таком месте не хочу.

За время службы у тебя появилось множество наград, не было ни одного взыскания, и все же из-за гражданской позиции тебя уволили.

— Кто-нибудь из твоего руководства тебя звал обратно? Ведь хорошие спасатели на дороге не валяются.

— Руководство — это совершенно другой мир. Дяди, которые сидят в кабинетах и вниз спускают свои приказы — они даже не здоровались в повседневной жизни с пожарными. Уволили, несмотря на то, что всегда недостаток пожарных был в части.

Эта работа — чистый энтузиазм. Потому что за относительно небольшую зарплату никто не захочет рисковать жизнью. Мои коллеги постарше годами не видят свою семью нормально, потому что постоянно находятся на работе, а работа ведь такая, что каждый вызов может для кого-то стать последним.

Все, чем Министерство чрезвычайных ситуаций занималось в последнее время, — работали на имидж, при этом на своих работников откровенно плевали. Было такое, что на одном собрании смена спасателей возмутилась, что важно фильтровать вызовы, потому что часто люди вызывают по ерунде. Руководство сказало нам прямым текстом: «Если нужно будет, будете и мобильники из унитазов людям доставать». Был пропиаренный в СМИ случай, как сотрудники МЧС спасли ворону. История выглядела так: лапки вороны запутались в леске, мы сняли ворону и забрали ее в часть. Она была настолько слабая, что не могла ни летать, ни ходить, и вскорости умерла. Но руководство нашей части приказало отвечать журналистам, что ворону забрал орнитолог, потому что умершая ворона может навредить имиджу МЧС.

И это очень печально. Вызовы бывают действительно страшными. Когда я только пришел на службу в МЧС, меня не руководство учило, а старшие спасатели — мужики, которые рискуют собой, получают травмы ради спасения жизней людей. Руководители, которые командуют нами, в большинстве своем сами не потушили в жизни ни одного пожара.

Руководство МЧС не понимает, что мы не только спасаем, но и утешаем людей. Мы первые, кого люди в своей беде видят. У меня был случай, когда я выламывал двери в комнату подростка на глазах его родителей. Оказалось, что парень повесился. Родители от шока забыли, что в квартире находился еще их младший сын четырех лет. Малыш убежал на улицу, а мне пришлось ему потом объяснять, что пока что домой идти не надо, нужно посидеть на лавочке немного. У меня внутри все разрывалось в тот момент.

— Какой вызов был самым страшным?

— Самым страшным все-таки был вызов в ночь с 10 на 11 августа. Поступил вызов, что на Пушкинской горит троллейбус. Когда мы туда приехали, то, что я увидел, было похоже на то, как я представлял себе войну.

Взрывы, машины с вырванными дверями на дороге, избиения людей, раненый водитель автобуса, следы крови, горящий троллейбус. А параллельно поступают нам вызовы: люди жалуются, что им в подъезды и в окна попадают гранаты со слезоточивым газом, люди спрашивают, что им делать, как эвакуироваться. То есть пока мы тушим троллейбус, которому гранатой пробило крышу и он загорелся, параллельно в жилом доме слезоточивый газ по квартирам распространяется. Если это не боевые действия, то как еще это можно назвать?

Для меня было очень тяжело все это как-то осознать. Параллельно люди подбегали и кричали нам: «Неужели и вы пойдете на сторону власти?». Я выходил к людям, успокаивал их, говорил, что мы выполняем свою работу — тушим пожар. Но параллельно в голове у меня возникали мысли, что все сейчас может повернуться против людей — поступит приказ поливать их водой, к примеру. Я решил для себя, что если такое будет, то я просто разворачиваюсь и иду пешком домой оттуда.

Чувство, которое окружало там — непонимание и безысходность. Непонимание, почему так избивают людей, а безысходность, потому что не знаешь, как им помочь.

— Приказов идти против людей так и не поступило?

— Нет, приказа такого не было. Но был неприятный момент: поступила команда по обычному телефону, что нужно ехать на машине за кордон силовиков. Мы не понимали, зачем ехать туда. Это был сложный момент, ведь только что вроде бы объяснял людям, что мы приехали пожар тушить. И тут же наша машина едет за кордон силовиков. Как оказалось, пожарную машину использовали для расчистки проезжей части, чтобы омоновцы со щитами могли пройти свободно.

Сама ситуация, что нас туда заманили, вызвала возмущение. Изначально мы ехали тушить троллейбус, а потом на личные телефоны стали поступать от руководства странные задачи. Позже мы увидели, что на месте был начальник, который отвечает за работу МЧС в нашем районе. Ощущение, что он пытался выслужиться. Снимал на телефон, как мы растянули две машины с проезжей части — видимо, для вышестоящего руководства снимал.

За этот выезд я и моя смена получили премию — 500 рублей на человека. Конкретно за этот день нам дали такую премию. Не было никаких бумажек, где было бы было расписано, за что это дано. Было только на словах сказано, что это премия от Министерства чрезвычайных ситуаций, но за что мы получили эти деньги, непонятно до сих пор.

Обычно такую премию присуждают спасателям в конце года — за случаи героизма, сложные ситуации, какие-то крупные пожары. Хотя я не понимаю вообще формулировки «за героизм»: сидят какие-то люди в кабинетах и решают, кто герой, а кто не герой.

Для меня премия за 10 августа стала неприятной подачкой. Все эти деньги я перечислил в фонд BySol.

— Как вообще вело себя ваше руководство в августе и сентябре? Проводили с вами какие-то беседы?

— На самом деле в самом начале протестов руководство не позволяло себе давить на сотрудников. Когда вышли спасатели с плакатом «МЧС с народом» в синих майках, руководству явно это не понравилось, но угроз потом не поступало. Они старались нейтрально относиться, хотя все равно говорили: «Ну а майки зачем вам эти?». Однако явных зачисток неугодных работников не было еще. Кстати, в конце августа в закрытом телеграм-чате было 400 работников МЧС, которые выражали свою гражданскую позицию.

Во время смены мог какой-нибудь начальник прийти, говорить про рыбалку, показывать фотографии, шутить что-то, чтобы показаться как бы своим, и неформально задавать вопросы — узнавать, у кого какая гражданская позиция. Если раньше полковник старался подчеркнуть свой статус, то в эти дни приходил в майке, угощал нас чаем и общался, как друг. То есть представляете, в рабочее время руководство МЧС ездит по пожарным частям и ведет какие-то беседы про рыбалку, плавно касаясь темы протестов. Было ощущение, что они понимали, что могла подняться волна, и руководство прощупывало настроения.

Потом уже, позже, началась тихая зачистка. Людей, которые не согласны с властью или сочувствуют уволенным товарищам, руководство отправляло снимать флаги. Или отправляли спасателя какому-нибудь товариществу или неугодному бизнесу выписывать штрафы. Все команды руководство выдавало устно. Находились спасатели, которые ехали в нужное товарищество и говорили: «Мне начальство приказало найти у вас это и это, чтобы я вам дал штраф». И потом штраф им уже было давать не за что. Многие отказывались снимать флаги, спрашивали, почему человек, который тушит пожары, должен заниматься этим. Никто из руководства так и не ответил на вопрос.

Представь, тебя вызывают в кабинет, говорят, что ты сейчас едешь снимать флаг или давать какому-то заведению штраф. Нет ни бумаг, ни документов, ни понимания ситуации. Если не сделаешь этого, тебя уволят, ты перечеркнешь всю свою карьеру, бывает, что останешься еще и должен, если проработал в МЧС более пяти лет (при заключении нового контракта с таким работником ему положена специальная крупная выплата, которую нужно возвращать при разрыве контракта — прим. Reform.by). А еще ты думаешь о том, придет ли кто-то на твое место спасать людей. И буквально за минуту нужно сделать этот выбор. У меня нет семьи, а есть спасатели, у которых семья и дети, а их уволили и они остались с огромным долгом.

Мне известно, что с лета в Минске уволили из-за политики более .. работников МЧС, и это при том, что у нас всегда была нехватка кадров (редакция Reform.by не смогла проверить данные по количеству уволенных по политическим мотивам, поэтому мы поставим здесь двоеточие).

— Тебя уволили 14 сентября, сразу после своего видеообращения. Как это происходило?

— С 12 на 13 сентября я сдал сутки, 14 сентября у меня был выходной день. А 15 сентября я должен был уйти в свой официальный отпуск, чтобы пойти на сессию — в вузе убедили, что лучше на сессию взять отпуск. Я уведомлял начальство о сессии, принес им даже справку о том, что учусь в вузе, написал рапорт.

Но 15 сентября мне на почту пришло уведомление, что мой рапорт об отпуске не подписан и я уволен якобы за прогул, за участие в несанкционированном массовом мероприятии, за ношение рабочей формы в неположенное время и за то, что снизил боеготовность подразделения.

Руководство меня начало искать уже вечером 13 сентября. Я прятался, потому что понимал, что они меня передадут силовикам. Кстати, по закону административный арест не могут назначить действующим сотрудникам МЧС (ст. 4.7 КоАП — прим. Reform.by). Если пожарного садят на сутки, никто не едет за него тушить пожары. Руководство это понимало, поэтому меня уволили, несмотря на отсутствие замечаний ко мне как к работнику.

То есть пожарных увольняли, чтобы их могли посадить на сутки. Ребята-спасатели, которые засветились на митингах, рассказывали, как к ним лично приезжали из руководства с рапортами и говорили: «Мы все равно тебя уволим, а потом (после суток — прим. Reform.by), может быть, возьмем на работу». Одного коллегу задержали на митинге 11 августа, избили на Окрестина, а потом тихонько уволили.

Поэтому меня и искали, чтобы добыть мою подпись «по соглашению сторон». А по сути никакого соглашения сторон нет, просто людей загоняют в ловушку. МЧС не готово брать на себя ответственность за эти приказы.

Я, кстати, отбыл сессию, хотя была вероятность, что приедут в университет и задержат. Пока они меня искали и пробовали через родственников узнать, где я, из министерства приезжали к моим коллегам и рассказывали, какой я плохой. Даже психолог приходил и спрашивал у коллег, как они относятся к моему поступку с видеообращением. Хотя на тот момент уже и кроме меня были уволенные.

— Как в итоге тебя нашли?

— Я сам вышел к ним на связь. В среду, 7 октября, позвонил и договорился, что приеду утром в четверг забрать документы к и.о. начальника по идеологической и кадровой работе. Я понимал, что меня могут задержать, и пришел во Фрунзенский РОЧС со своим адвокатом. Кстати, утром мне звонили и настойчиво спрашивали, в какое точное время я приеду. Пока с адвокатом стоял в фойе, за стеклянными дверями к начальнику увидел какие-то движения, было похоже, что там кому-то звонят. Мы с адвокатом зашли в кабинет, начали знакомиться с оригиналом документа об увольнении, который мне выслали на почту. В этот момент в кабинет зашли люди в штатском — это были, как потом выяснилось, сотрудники Фрунзенского РУВД. Они сказали, что я задержан по подозрению в совершении административного правонарушения по статье 23.34 и мне необходимо проследовать с ними. В фойе стоял начальник по кадрам, который демонстративно отвернулся, когда увидел, что меня выводят.

В РУВД я провел целый день, адвоката так и не допустили. Я не подписал ни одного протокола. Сотрудники РУВД сказали, что без подписанного протокола меня могут не принять на Окрестина. Меня начали избивать, рвали протоколы и бросали мне в лицо. Избивал меня участковый, делал это с открытым лицом. Он бил меня один, вывел лишних людей, оставил только троих. Один из них смеялся, второй опускал глаза, а третий делал вид, что ему скучно и что вокруг ничего не происходит. Участковый надел специальные перчатки и бил меня в лицо кулаком.

В итоге они сами написали, что я отказался подписывать протокол. Затем надо мной попытались провести суд прямо в РУВД по скайпу. Я потребовал присутствия своего адвоката, поэтому суд перенесли на пятницу, а меня увезли в ИВС на Окрестина.

Когда меня везли на Окрестина в наручниках, мы проехали мимо моей части, я видел, как мои ребята мыли машину. Это было странное чувство: вроде бы ты хочешь быть там, с ними, спасать людей, а тебя везут в наручниках, как преступника. На Окрестина ко мне подходили конвоиры и удивлялись, что у них делает пожарный.

В пятницу суд приговорил меня к 15 суткам ареста. Начальник, который стоял в фойе при моем задержании, свидетельствовал против меня. Хотя официально меня судили за участие в митинге, но много обсуждали и мое видеообращение. Начальство говорило, что я дискредитировал МЧС.

На следующее утро меня перевезли в Барановичи, где я отбывал оставшуюся часть срока. В соседней камере сидела преподавательница МГЛУ Наталья Дулина.

Кстати, во время суда про качество моей работы никто из руководства не высказывался плохо. Но все же они донесли на меня, в прямом смысле слова, и в суде клеветали против меня. Самое интересное, что тот, который вызвал на меня сотрудников РУВД, сейчас рассказывает коллегам: «Вот Моржевский сделал бы эту работу лучше».

От Reform.by: Илья проработал пожарным почти шесть лет. После пяти лет ему, как и всем, за следующий контракт выплатили вознаграждение в 6825 рублей. Вот только самого документа он, по его словам, ни разу не видел и не подписывал, а подпись поставили за него. Говорит, скорее всего, не успели оформить в срок и сделали это задним числом, не утруждаясь вызовом самого работника, чтобы ознакомить его с условиями контракта и получить подпись. По словам Ильи, он как-то спросил, что с контрактом — ему ответили, мол, работай как работал. Говорит, с первым контрактом было то же самое — документ дали на подпись лишь через два года. В суде Моржевский заявил, что не подписывал контракт, а его подпись подделана. В доказательство показал подпись на контракте и свою подпись на других документах, запросил экспертизу, но суд отказал. По решению суда увольнение Моржевского и требование его руководства вернуть вознаграждение остались в силе. У Ильи в счет задолженности изъяли всю зарплату за последний месяц работы, отпускные и компенсацию за неиспользованный отпуск. Остаток долга Ильи перед МЧС сейчас составляет 5074 рубля. Он пытался обжаловать решение суда, но безуспешно.

— Ты рассматриваешь вариант вернуться в Беларусь и снова работать пожарным?

— Пока не сменится руководство МЧС, пока их не привлекут к ответственности — нет. Мне противно, что руководители, которые не ценят своих отважных сотрудников, умудряются свидетельствовать против них и попросту не уважать их труд. Сейчас я должен огромную сумму государству за то, что просто выразил свою гражданскую позицию. Хотя выполнял свою работу хорошо.

Свою профессию терять не хочу, у меня есть навыки, знания. Буду пытаться найти работу уже в другой стране. В Беларусь возвращаться к тем же начальникам вовсе не хочется.

Дело не только в том, что началось после выборов. Еще с начала эпидемии коронавируса МЧС относилось к своим сотрудникам очень халатно. У нас долго не было ни масок, ни антисептика. Нас высылали на выезды, в которых мы контактировали с больными, но не было никакой инструкции, как мы должны себя обработать, не было выдано никаких средств защиты. А потом люди начали болеть. И болело много спасателей. Первое время людей изолировали, а потом и это перестали делать. Маски появились у нас только летом, ближе к августу. И если приезжало в часть руководство, нужно было перед ним быть в маске, иначе лишали премии. Все это была формальность, а не забота о своих сотрудниках.

Был еще один случай, никогда его не забуду. Помните, когда проблема с водой была в Минске? Мы приехали на выезд, пожар тушить. Вышел старый дедушка из подъезда и спросил: «Ребята, вы воду привезли?». А у нас у самих в части нет нормальной воды. Стало стыдно, что даже бутылки воды нет с собой, чтобы дать этому дедушке. Чуть позже руководство части позаботилось, к нам привезли бутилированную воду, но закрыли ее где-то на складе для последующей показухи. МЧС может бороться с флагами, но не может обеспечить водой своих работников и граждан.

* * *

Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика Reform.by на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!