Освобождение без понижения ставок и вопросы без ответов

Иллюстрация Reform.news

Светлана Тихановская не сдалась режиму, Павла Латушко не доставили связанного на территорию Беларуси. Не произошло ничего экстраординарного, а Александр Лукашенко освободил еще 30 политзаключенных. И никто не может дать однозначный и внятный ответ на вопрос «почему это произошло?».

Пожалуй, лучшая новость за последнее время — на свободу выходят новые политзаключенные. 16 августа Лукашенко подписал указ о помиловании 30 человек — 14 женщин и 16 мужчин. На данный момент, и это подтверждают правозащитники, многие из них уже на воле. Среди освобожденных – профсоюзный лидер Василий Береснев, журналист Ксения Луцкина, Ольга и Виктор Новиковы, Ирина Санковская, Алла Зуева и Ольга Стабровская. Имена других освобожденных пока не называются ради их безопасности. В июле были освобождены еще 18 человек – среди них Григорий Костусев, Дарья Лосик и еще несколько человек.

Исходя из каких-то своих соображений, Лукашенко принял решение освободить часть политзаключенных. При этом репрессии в стране продолжаются — практически каждый день поступает информация о новых задержаниях, судах и приговорах за участие в акциях протеста 2020 года, в «экстремистских» формированиях и прочих изобретенных режимом «преступлениях». К 3 июля вступил в силу закон об амнистии, однако она не распространялась на «политические» статьи. «Асацыяцыя Палітвязняў Беларусі» внесена в перечень «экстремистских формирований». Сегодня правозащитники «Вясны» признали политзаключенными еще 10 человек. Параллельно некоторые политзаключенные выходят на свободу. Кто в состоянии объяснить, почему это происходит?

Гипотез можно выдвинуть сколько угодно. Среди них и начавшаяся кампания по легитимизации Лукашенко, венцом которой должны стать «выборы» 2025 года. И все менее застенчивый процесс построения культа личности правителя, в котором он должен выглядеть не только жестким, но и «прощающим раскаявшихся врагов». А может, это решение было обусловлено огромным желанием политика все-таки оказаться за столом переговоров по Украине, и освобождение части политзаключенных должно послужить сигналом тем, кто выступает против такого сценария. Наконец, нельзя исключать, что на словах несущие благо для экономики санкции все же оказались слишком болезненными для режима, и он ищет пути для их смягчения. Версий множество, но ни одну из них нельзя выбрать как единственно верную и объясняющую причинно-следственные связи наблюдаемых нами освобождений и новых приговоров. Это только домыслы.

Однако идущие процессы лишний раз ставят под сомнение предположение о том, что изменения стратегии демсил способны дать эффект и ускорить, или же, напротив, отсрочить освобождение политзаключенных.

Можно с уверенностью утверждать — вектор стратегии беларусских демократических сил за последнее время не претерпел никаких изменений. Никто из лидеров не самоликвидировался, не заявил о капитуляции или о готовности идти на какие-либо уступки режиму. Ставки не понижались. Все осталось, как прежде. И, несмотря на это, часть политзаключенных вышла на свободу. Однако нет и доказательств тому, что к этому привела существующая стратегия давления.

Правильнее сказать, что, принимая решения, режим руководствовался чем угодно, только не стратегиями демократических сил. Так что рассуждения о том, что некое «понижение ставок» и поиск компромиссов с властями привели бы к лучшему результату, представляются необоснованными.

Судя по происходящему, на данном этапе от стратегии и позиции демсил освобождение или не освобождение политзаключенных вообще никак не зависит. Все, что возможно – это привлекать к проблеме внимание мировой общественности, медиа и политиков. Вместе с ними требовать снятия режима инкоммуникадо с самых известных заключенных, которые находятся в нечеловеческих условиях. Помогать освободившимся, находящимся в заключении и их семьям. Шансы добиться большего пока не просматриваются.

И не потому, что кто-то этого не желает. А потому, что на сегодняшний день у нас нет ответа на главный вопрос – чего хочет режим в обмен на освобождение всех или же части взятых им заложников?

Отсутствие внятного ответа, равно как и стремление части политических акторов вернуть «все как было», порождают фантазирование. И, как следствие, идею о том, что путь компромиссов окажется более эффективным. Однако, как мы видим, режим не проявляет никакой заинтересованности в изменении стратегии демсил в изгнании. Он руководствуется иными, непонятными нам соображениями. И пока не ясен ответ на вопрос «чего именно он хочет?», невозможно объяснить причины, по которым происходят, или же не происходят те или иные процессы. А без такого понимания невозможно выработать верную стратегию, которая позволила бы эффективно и оперативно разрешить проблему политзаключенных. Нет смысла отступать, если отступление не приводит к хотя бы тактическим преимуществам. И нет убедительных аргументов, которые доказывали бы полезность отступления.

Вступать в диалог с демсилами режим явно не намерен. Поэтому в создавшихся условиях остается только путь малых шагов. Каждый из которых сможет, пусть не намного, но улучшить положение политзаключенных. Пора оставить, наконец, ничем необоснованные надежды повлиять на режим «снижением ставок». Во-первых, такие попытки уже предпринимались, и не раз. Но к устойчивым результатам не привели. Во-вторых, у режима свои ставки, представления о которых мы пока не имеем. Разобраться в них, а не домысливать – вот это, а не частичную капитуляцию, стоило бы сегодня сделать приоритетом.