Украинские беженцы на польско-украинской границе "Медыка". Медыка, Польша. 24 февраля 2022 года. Фото: Анастасия Минина.
В Беларусь за год войны в Украине приехало чуть больше 84 тысяч беженцев из этой страны. Такие данные приводит Погранкомитет. Сколько из этих людей осталось в нашей стране, неизвестно. Беларусские власти хоть и вводили некоторые послабления для украинских беженцев, но каких-то специальных и публично анонсированных программ помощи для граждан Украины на государственном уровне в нашей стране нет. Мы поговорили с волонтерами, которые помогают в Беларуси украинским беженцам, а также с семьей из Мариуполя, которая перебралась из-за войны в нашу страну, но в итоге уехала в Польшу.
Екатерина (имя изменено) – одна из беларусcких волонтеров, которая с первого дня войны помогает украинским беженцам, которые по разным причинам оказались на территории Беларуси. Кто-то приезжает жить, кто-то – переждать активные бои в родном городе, а кто-то просто едет транзитом через Беларусь в Европу или Россию.
Девушка рассказывает, как сейчас обстоят дела с помощью от государства, и чем могут помочь волонтеры:
– С начала войны самый большой наплыв беженцев, конечно, был в Гомельской области – приграничная территория. Там и появились первые волонтерские инициативы. Это просто были неравнодушные люди, которые искренне хотели помочь. Государство никак не содействовало, не объявлялись никакие программы, не было призывов объединяться и организовывать пункты помощи на вокзалах или у границ – как это было в других странах. Даже наоборот – за активную помощь, можно сказать, наказывали. Так, однажды «на сутки» загремела одна из волонтеров, организовавшая праздник для украинских деток – несанкционированное массовое мероприятие.
Речь идет об Алле Короленко, задержанной в Гомеле 27 июня за организацию «незаконной акции».
– Понятно, что люди разъезжались из Гомеля по всей стране (Гомельская область граничит с Украиной. — Прим.). Кто-то ехал дальше в Европу, кто-то — в Россию, лишь малая часть оставалась в Беларуси. Так начали появляться чаты волонтеров по всем областям. Основными запросами от тех, кто пересекал Беларусь как транзитную страну, было то, как получить здесь белый паспорт (документ, который подтверждает гражданство Украины. — Прим.), как проходить границу с ЕС, если документов нет. Спрашивали, может ли кто-то помочь с транспортным средством, довезти от/до границы и так далее.
Екатерина уточняет, что были и остаются также те беженцы, которые целенаправленно приехали именно в Беларусь.
— Таким людям требуется помощь в легализации, получении документов, юридическая и медицинская помощь, жилье, продукты питания, бытовая химия. То есть важно понимать, что к волонтерам чаще всего обращаются те, кто приехал вообще без всего.
Екатерина уточняет, что есть разница в причинах обращения к волонтерам в Европе и в Беларуси. Если в первом случае волонтеры – это дополнительная помощь государству, разгружающая его от огромного количества обращений, то в Беларуси волонтеры – это фактически единственный источник реальной помощи, убеждена Екатерина.
– В Беларуси официально работает МОМ (Международная организация по миграции) и Красный Крест, но с волонтерами они не сотрудничают. Но если вы зайдете на их сайты, то вряд ли что-то там найдете, все узнается через «сарафанное радио». Есть какая-то очень ограниченная помощь, получить которую на деле практически нереально.
Волонтер приводит пример с бесплатными лагерями для детей.
— Назвать это «организацией» сложно, так как никакой программы нигде не было, информация не публиковалась. Кто-то из беженцев самостоятельно звонил в МОМ, спрашивал о том, есть ли какие-то программы для детей, и там отвечали, что да, есть летний лагерь, дальше эта информация передавалась в чат, звонили другие люди, которые получали уже совершенно другую информацию. Кому-то говорили, что места были, но закончились, кому-то, что набор еще не открыт, а кто-то и вовсе удивленно отвечал, что никакого лагеря не существует. Получается, что нет никаких единых протоколов действия, а это приводит к неорганизованности, будто разные подразделения одной организации вообще не коммуницируют друг с другом.
Также волонтеры рассказывают, что продуктовая помощь, выделяемая беженцам, не покрывает базовую потребительскую корзину. Семьи, которые обращались за такой помощью, делились составом: пачка макарон, туалетная бумага и набор пластиковой посуды.
Однако Екатерина упоминает и то, что действенная помощь от МОМ и Красного Креста все же была:
– Нам удалось найти анонсированную и действительно работающую программу – недавно МОМ объявил о том, что к ним можно обращаться за бесплатным переводом документов – процедура не из дешевых, а любой документ необходимо перевести на один из государственных языков, т. к. на украинском его нигде не примут, так что программа эта и правда важна. Также МОМ в каких-то отдельных случаях может оплатить услуги хостела на определенный период, но что это за период, и на каких условиях будет организовано размещение – непонятно, поскольку в каждом случае все индивидуально. Те беженцы, которые прибегали к этой помощи, делились своими не весьма положительными впечатлениями.
Волонтер приводит еще один пример по помощи МОМ — направляли заявителей на бесплатные образовательные курсы.
— То есть человек мог пойти учиться на права, изучать язык или базово освоить какую-то профессию, а они это оплачивали. Но снова – было ли это где-то анонсировано и была ли эта информация легкодоступной? К сожалению, нет. Об этом узнала одна из наших беженок, которая поделилась с куратором, а тот уже пустил эту информацию дальше. Но надо понимать, что многие неохотно делятся такой информацией. Потому что количество мест в любой такой программе сильно ограничено. А сколько их, никто не знает. Так что таким образом сами же беженцы стараются минимизировать риски «пролететь», если наплыв людей будет очень большим.
Волонтер рассказывает, что Красный Крест в свою очередь первые три недели войны дежурил на приграничных зонах, встречая и размещая беженцев в трех санаториях Гомельской области.
— Однако финансирование этой программы было столь мало, что помощь свернули меньше, чем через месяц. Беженцев, которых уже успели разместить, оповестили о том, что в ближайшие дни им придется съехать и решать свои жилищные проблемы самостоятельно.
В Беларуси нет четко выстроенной системы помощи беженцам, и, возможно, это связано с тем, что и сам статус беженца в стране, в отличие от соседней Польши, получить практически невозможно. Волонтеры поделились с нами, как проходил этот процесс у тех, кто все же пытался обращаться за официальным статусом в госорганы:
– За получением статуса «беженец» необходимо обращаться в департамент по гражданству и миграции, а потом в суд. Первый орган просто отказывает в получении такого статуса, так как по новому закону украинцы не подпадают под прописанные там критерии, а суд в свою очередь копирует решение департамента. Не было еще случаев, когда бы департамент отказал, а суд вынес положительное решение.
Поэтому мы зачастую даже не рекомендуем людям обращаться за получением этого статуса – лишнее потерянное время и нервы. Пока что можно только в ОГИМе оформить дополнительную защиту – это документ, который дает разрешение на пребывание в стране и доступ к рынку труда, но никаких льгот по нему не положено.
Не менее важный вопрос – как волонтеры справляются с идентификацией беженцев, если работают на добровольных началах без какой-либо правовой поддержки государства.
– Идентификация происходит посредством общения с теми, кто подает заявки. Мы не имеем права требовать какие-то документы у людей, но если человек никак не может подтвердить, что он действительно беженец, то мы вправе отказать ему в помощи. К тому же, если у человека нет паспорта, либо штампа в паспорте о пересечении границы после 24 февраля (возможно в случаях, если люди переходили границу не через погранпункт. — Прим.), то мы можем попросить скинуть нам фото свидетельства о подаче документов на получение допзащиты. Это подтверждает то, что человека уже проверили госорганы, он верифицирован.
Волонтер говорит, что бывали, конечно, разные случаи: пытались обманывать, попадались и нечистые на руку волонтеры, а также беженцы, которые указывают в списке вещей первой необходимости туалетную воду, колготки и тональный крем определенных марок.
— Избежать этого невозможно, но реально выработать систему, при которой эти случаи минимизируются. К примеру, мы вообще не открываем финансовые сборы и не помогаем деньгами. Желающих помочь материально и получить финансовую помощь, конечно, больше. Но мы приняли решение брать и отдавать помощь только в натуральном выражении. Мы ведь не какая-то официальная зарегистрированная организация, так что лишний раз иметь дело с чужими деньгами не хотелось бы, потом проблем не оберешься.
Волонтеры делятся откровениями о том, что иногда бывают случаи, когда помощь совсем не экстренная, но помочь все же очень хочется:
– Можно ведь по-разному просить. Помню, что как-то в одном из чатов мужчина прямо-таки требовал у волонтеров шуруповерт, потому что ему срочно нужно было повесить карниз. Когда такой запрос приходит в приказном тоне, то желание помочь отпадает моментально. В конце концов – не у каждого дома есть шуруповерт, с карнизом можно справиться и отверткой, а в крайнем случае – взять инструмент напрокат. А были ситуации, когда нам писали мамы, что детям было бы здорово подарить велосипед или ролики – может быть вдруг у кого-то ребенок вырос, и остался старый инвентарь. И на такие запросы хочется откликаться, хоть и все понимают, что это не вещи первой необходимости – разница в том, что и как ты просишь.
Еще одна волонтерка Вера (имя изменено) рассказала о том, понимают ли украинцы, которые приезжают в Беларусь, какая обстановка внутри нашей страны.
– Большинство не понимает, не знает и не интересуется. Очень многие украинцы ни разу даже не слышали о событиях 2020 года, а ведь это одни из наших ближайших соседей. К кому-то понимание приходит спустя некоторое время пребывания, когда их, например, вызывают на допрос без видимых на то причин. Кому-то требуется время, чтобы обжиться, обзавестись знакомыми и погрузиться в новую информационную среду. Многие, приходя к осознанию реальности, понимают, что здесь они жить не смогут и уезжают дальше.
Вера делится рассказами о том, как на волонтеров реагируют и сами беларусы.
– Мы редко сталкиваемся с откровенной агрессией, чаще скорее с равнодушием. Бывали истории, что у кого-то друзья узнавали о том, что человек волонтерит, и в ход шли аргументы вроде «а в Африке вон дети голодают, чего ты им тогда не помогаешь?». Но это скорее исключение, чем правило. Многие коллеги рассказывают, что семьи встречают их деятельность без особого энтузиазма, но не потому что осуждают, а потому что переживают, опасаются за близких. Со стороны украинцев никто из моих знакомых волонтеров не сталкивался с агрессией в свой адрес, несмотря даже на то, что среди них [украинцев] и немало тех, кто занимает пророссийскую позицию. Мы помогаем людям вне зависимости от их политических взглядов, это нам кажется важным.
Волонтеры говорят, что в Беларуси в основном остаются те беженцы, которые приехали «переждать». Одни прибывают к знакомым и родственникам, а другие сделали свой выбор в пользу Беларуси из-за близости границы.
Кристина родом из Мариуполя, она покинула родной город уже после начала войны в мае 2022 года. Кристина уехала с мужем, свекровью и двумя детьми 2 и 5 лет. Выезжали они самостоятельно, на своем транспорте, зеленого коридора тогда не было, поэтому семья дождалась, пока пройдут активные боевые действия и двинулась в сторону ДНР. Девушка вспоминает, что ехали на свой страх и риск – весь город был заминирован, многих знакомых обстреляли на пути, кто-то погиб в попытках выбраться, поэтому ехать по длинному маршруту – напрямую к Беларуси – был не вариант. Сначала ребята прошли границу с ДНР, дальше – российский погранпункт. В общей сложности больше суток пути. В России семья останавливалась в гостиницах, где их проверяли не менее досконально, чем на блокпостах – кто, откуда, куда и зачем.
– Мы сразу знали, что едем именно в Беларусь, а в России оставаться не будем. Даже представить себе не могли, как мы можем жить в стране, которая разрушила наш дом. У нас не было мыслей ехать дальше в Европу, пугал языковой барьер, да и казалось, что в Беларуси будет проще устроиться, найти работу и жилье, детский сад детям. С нами все время были на связи волонтеры и кураторы – это очень помогало.
Но оказавшись в Беларуси, Кристина поняла, что картинка, которую они с семьей рисовали себе при выборе страны, имеет мало общего с реальностью:
– Со всеми документами была куча нюансов. Волонтеры объяснили, что на беженство претендовать мы не можем, и нам следует подать документы на дополнительную защиту, чтобы получить временную регистрацию и легально находиться в стране, а также иметь доступ к рынку труда. Чтобы получить допзащиту – всем членам семьи необходимо пройти полный медосмотр, это заняло у нас месяц. При этом нас постоянно вызывали на допросы. За те несколько месяцев, что мы пробыли в Беларуси (семья жила там с мая до августа. — Прим.) мужа трижды вызывали на допрос, меня и свекровь – по одному разу. Уже после прохождения медкомиссии, когда мы принесли полный пакет документов в миграционную службу, оказалось, что в каждой справке должна быть подпись главврача: «Данное лицо не несет угрозу для жизни и здоровья гражданам Беларуси» – заранее нам об этом, как вы понимаете, известно не было.
Кристина рассказывает, как реально обстоят дела с помощью беженцам на уровне государства, а не волонтеров:
– В миграционной службе после получения допзащиты нам сказали, что мы можем претендовать на получение единоразовой выплаты в качестве помощи – 32 рубля на каждого члена семьи (около 11 долларов). Никакой помощи в поиске жилья или работы, никаких продуктов питания или бытовой химии мы не получали, даже на детей. Сама допзащита дает нам право на бесплатную медицинскую помощь – это единственная привилегия. При этом сроки получения этого документа варьируются в зависимости от того, из какого региона приехал человек. Так, например, жители ЛНР и ДНР ждут до трех месяцев, а у остальных граждан Украины срок ожидания до полугода. Мы уехали, так и не дождавшись документов. Теперь, если вдруг что случится – мы не сможем податься на нее еще в течение двух лет.
При этом с работой дела обстоят тоже довольно сложно. Как уже рассказала Кристина, без временной регистрации устроиться официально на работу невозможно, но и имея соответствующий документ, тоже не все так просто.
– Муж начал искать работу почти сразу, свекровь тоже. Я не пыталась устроиться, так как сижу с детьми. На одном из сайтов, уже не вспомню название, муж нашел вакансию для беженцев, требовался тракторист в какой-то государственный колхоз. Работа была с проживанием, где-то в 100 км от Минска. Нас это устроило, потому что жилье было приоритетным вопросом. На работу снова нужно было проходить медкомиссию, но мужу предложили выйти уже на следующий день неофициально, мы согласились. На первой же смене начальник вручил ему справку, подписанную фельдшером, будто он комиссию прошел и к работе годен. Мы удивились, ведь он этого фельдшера в глаза не видел даже. Но проработал он там всего 4 дня: смена начиналась в 4 утра, заканчивалась в 12 ночи. Когда нас вызвали в миграционную службу, мужа просто не отпустили с работы. Мы приняли решение, что работать там он не будет. Денег за 4 дня работы ему не заплатили, так как работал он неофициально.
После неудачной попытки работы в госпредприятии Кристина с мужем вновь обратились к волонтерам, чтобы те помогли найти временное жилье. Оставаться в том, которое предоставил предыдущий работодатель, больше не представлялось возможным. Так называемая передержка нашлась в Минске.
– Все оставшееся время мы прожили там, за жилье платить не приходилось, но муж со свекровью продолжали искать работу. Спустя какое-то время свекрови все же удалось получить отклик на вакансию технички в одной из столичных школ, но и там она проработала от силы 3 недели, не сошлась с коллегами в политических взглядах, начались конфликты на почве ее национальности. Большая часть коллектива занимала пророссийскую позицию, одна работница как-то сказала маме мужа: «Так вам и надо, вы же там в Украине едите детей». Мы были в шоке. Отмалчиваться не получалось, да и не хотелось. Почему мы должны молчать, когда нас оскорбляют? Тогда одна из коллег, женщина пенсионного возраста, посоветовала свекрови уезжать. Она рассказала, что ее сын отсидел в 2020 году, рассказала про протесты и репрессии и объяснила, что в этой стране отстаивать свои взгляды небезопасно.
Уезжая из Украины в Беларусь, ни Кристина, ни члены ее семьи ничего не знали о протестах 2020 года. Более того – им даже не было известно, что Беларусь является страной — соагрессором в нынешней войне.
– Мы с самого начала войны находились под российской оккупацией. Мало того что Мариуполь и до войны был довольно пророссийским городом, то после начала российского вторжения к нам быстро пришла еще и полномасштабная пропаганда, никаких украинских каналов, а уж тем более международных источников информации. Мы были отрезаны от внешнего мира, да и от самой Украины, и единственная информация, которая была нам доступна – российская пропаганда.
Пробыв внутри Беларуси всего 3 месяца, семья поняла, что оставаться здесь и строить новую жизнь у них не выйдет.
– Мы не хотели жить и бояться, поэтому приняли решение уезжать в Польшу.
Семья находится в Польше уже почти полгода. Разница в помощи и общем уровне жизни, как замечает сама Кристина, колоссальная, если сравнивать с Беларусью.
– Первое, что нам нужно было сделать при въезде в Польшу, — оформить PESEL (личный идентификационный номер. — Прим.), вся процедура на пятерых человек заняла у нас час. Девушка в Ужонде любезно объяснила нам, на какие выплаты мы можем рассчитывать как беженцы, рассказала про программу 300+, по которой мы могли получить единоразовую выплату на каждого члена семьи в размере 300 злотых (около 68 долларов), а также объяснила, как податься на программу 500+, чтобы получать ежемесячное пособие на каждого несовершеннолетнего ребенка в размере 500 злотых (около 114 долларов). Там же мы получили продуктовую помощь, это была целая коробка продуктов на каждого члена семьи, включая детей. Наша знакомая подсказала нам, как подать заявку на поиск жилья по программе 40+ (программа в Польше, по которой жители страны могут предоставить жилье беженцам на срок до 120 дней, а взамен получить выплату от государства – от 40 злотых в сутки. — Прим.). В итоге мы нашли жилье, муж устроился на работу на литейный завод, в июле у него истекает контракт.
Несмотря на всю помощь, которую оказывают украинцам в Польше, семья Кристины все же настроена вернуться в Украину по истечению рабочего контракта мужа.
– Мы хотим домой. Дети не ходят здесь в сад, не гуляют на улице, потому что не знают языка – им просто неинтересно. Я тоже чувствую себя не в своей тарелке из-за языкового барьера. В Мариуполь мы, понятное дело, не вернемся, но хотим подыскать что-то в том же регионе, так будет проще. Поэтому ждем, когда у мужа истечет контракт, и будем возвращаться в Украину. Остается надеяться, что к тому моменту ситуация уже как-то изменится.