Плакат времен СССР "Болтать - врагу помогать!". 1954. Корецкий В.
Публикация бывшим редактором «Черной книги Беларуси» Яниной Сазанович открытого письма в адрес советника Светланы Тихановской Франака Вячорки подняла еще одну, неожиданную, тему, которую ангажированная публика начала обсуждать активнее, чем сам повод для обращения. Тема проникновения агента ГУБОПиК в сеть противостоящих власти телеграм-каналов, в том числе в структуры, близкие к Офису Тихановской, ушла на второй план на фоне возмущения новым для беларусских активистов и политиков феноменом – NDA (соглашение о неразглашении).
Оказалось, такой документ после скандала с выявлением шпиона ГУБОПиК подписали не только сотрудники медиасети Infopoint, но и волонтеры офиса Светланы Тихановской.
Так что же это за зверь и почему необходимость подписания NDA вызвало волну критики в среде демократической общественности?
В распоряжении Reform.by оказался образец конфиденциального соглашения между Офисом Светланы Тихановской и волонтерами, сотрудничающими с литовской некоммерческой организацией. Как отметил один из наших собеседников, которого вместе с коллегами просили подписать такой документ, в нем якобы было всего одно правило – «запрет на все». Так насколько NDA уместен в политике?
NDA, или Non-disclosure agreement – договор между двумя сторонами для защиты любого типа конфиденциальной и частной информации, коммерческой тайны. Это может быть информация технического, производственного, организационного, коммерческого, финансового характера, в том числе ноу-хау производства. Предполагается, что в бизнесе подписание такого соглашения с работником и контрагентами уместно, если по роду своей деятельности они получают доступ к подобного рода сведениям. При этом должен быть определен перечень закрытой информации на основании заданных законом рамок. За нарушение NDA, как правило, предусмотрен значительный штраф.
В бизнесе, промышленности и ряде других сфер необходимость подписания NDA особых вопросов не вызывает. Иное дело политика, поскольку тут мы в некоторых случаях неизбежно сталкиваемся с понятием общественной значимости той информации, которую политический деятель хотел бы сохранить в секрете. Это могут быть, к примеру, бизнес-интересы политика, позволяющие заподозрить его в коррупции, какие-то детали его частной жизни, которые бросают на него тень. Но и конфиденциальной информации, требующей защиты, в политике немало. Допустим, стратегия избирательной кампании политического деятеля или партии, оказавшись в руках конкурентов, даст им возможность принять контрмеры и победить на выборах. И ее нужно защитить от утечек. Как совместить все это и применить в наших особых условиях?
Любой политик мечтает о том, чтобы к общественности поступала лишь контролируемая информация о нем и о его деятельности. Тут и возникает желание заставить тех, кто имеет доступ к секретам, заключить соглашение о неразглашении.
В 2016 году, в ходе избирательной кампании, Дональд Трамп потребовал от своих сотрудников подписать соглашения, навсегда запрещающие им уничижительно высказываться о Трампе, членах его семьи или о любой из его компаний. Эти контракты также запрещали сотрудникам когда-либо раскрывать любую информацию, которую бывший президент Трамп в одностороннем порядке посчитает частной. 30 марта 2021 года Федеральный суд вынес вердикт по иску Джессики Денсон, экс-директора Трампа по связям с общественностью. Решение суда гласит, что подписанные сотрудниками Трампа NDA являются чрезмерно обременительным и недостаточно определенными, чтобы представлять собой надлежащий к исполнению договор. К тому же соглашения о неразглашении, подобные тем, которые использовались в предвыборной кампании Трампа, представляют серьезную и неопределенную опасность для защищенных Конституцией США прав на свободу слова. А лишение общественности доступа к важной информации о кандидатах на высокие посты и государственных служащих подрывает «глубокую национальную приверженность принципу, согласно которому дебаты по общественным вопросам должны быть свободными, активными и широко открытыми, и что они вполне могут включать яростные, едкие и порой неприятные нападки на правительство и государственных чиновников».
Понятно, что Трамп стремился защитить себя от возможной критики, в том числе со стороны бывших сотрудников собственного штаба. Но в данном случае основанием для решения суда стала именно «расплывчатость формулировок» NDA.
Аналогичным образом были оценены и попытки Трампа принудить сотрудников Белого дома подписать соглашения о неразглашении после того, как он стал президентом. Формулировку о том, что разглашению не подлежит «вся непубличная информация», сочли «слишком расплывчатой и допускающей интерпретацию».
Хотя в американской политической жизни NDA все-таки используются. И довольно часто. Например, экс-президенты Билл Клинтон и Барак Обама накладывали определенные ограничения на увольняющихся сотрудников, требуя от них не лоббировать бывших коллег.
Отсюда напрашивается решение – в отличие от политических и общественных деятелей, публичных персон, от технических сотрудников можно требовать подписания договора о неразглашении, чтобы предотвратить доступ третьих лиц к конфиденциальной информации. С одним «но» – перечень закрытой информации должен быть четко определен. NDA в этом случае –правовая основа, механизм защиты. А вот в соответствии ли с законом были определены рамки договоренностей, и нарушила ли их какая-либо из сторон – это может определить только суд.
Но заглянем в NDA, который предлагает подписать своим волонтерам Офис Светланы Тихановской. «Стратегической тайной и конфиденциальной информацией Офиса считается, и положения Соглашения применяются ко всей и любой информации, относящейся к Офису, его деятельности, а также ко всем и любым другим физическим или юридическим лицам, связанным с Офисом или его деятельностью, <> кроме информации, описанной в положении о публичной информации Офиса». Далее по пунктам описано, что тайной являются все и любые данные об имуществе, принадлежащем Офису, его активах, данные о результатах деятельности, о договорах и других сделках, данные о персонале и трудовой дисциплине, структуре, политике формирования персонала, фамилиях волонтеров. Волонтер не имеет права разглашать любые данные об осуществленных проектах и планах деятельности, данные об информационной системе, о системах безопасности, о проверках и расследованиях деятельности Офиса, фотографии, видео или аудиозаписи, сделанные в офисе или в любом другом месте его деятельности. И, наконец: «вся и любая другая информация, которая обоснованно должна рассматриваться как конфиденциальная в соответствии с характером её раскрытия, или в силу характера самой информации».
Сформулировано действительно слишком широко. И, согласно документу, потенциальный волонтер обязуется хранить информацию в строгом секрете в течение десяти лет после окончания Договора о добровольческой деятельности. Не «навсегда», как у Трампа, но тоже немало.
Пожалуй, самым сомнительным пунктом в договоре, который вызывает больше всего вопросов, является запрет на публичные заявления об Офисе, которые волонтер не может делать в течение 10 лет после своего ухода. Звучит это так:
«В течение действия Договора о добровольческой деятельности и в течение 10 (десяти) лет после окончания Договора по любым причинам, Волонтер не может делать публичных заявлений об OST без предварительного письменного согласия OST».
За нарушение соглашения в полученном нами образце договора предусмотрен штраф: «Минимальная не требующая доказательства сумма убытков составляет 30 000 евро. Эти убытки должны быть покрыты волонтером в течение 30 дней с момента получения требования OST». Не факт, что именно такая сумма действительно фигурирует в уже подписанных NDA, но общая логика понятна: сболтнул лишнего – будешь отвечать деньгами.
Да, нужно принимать во внимание беларусскую ситуацию. Большой массив информации о деятельности Офиса действительно необходимо хранить в тайне для безопасности его сотрудников, волонтеров и членов их семей, многие из которых, к тому же, находятся в Беларуси. Имена, планы и проекты деятельности, системы безопасности – все это по понятным причинам и впрямь требует надежной защиты. Даже случайно опубликованная фотография может поставить под угрозу чью-то свободу. В наших условиях необходимость подписания NDA не вызывает вопросов, хотя и не гарантирует стопроцентной защиты – любой агент или осведомитель, проникший в Офис, подпишет любые соглашения и все равно выдаст все, что ему стало известно.
Но так ли уж уместно запрещать публичные заявления о работе Офиса даже после увольнения? И чего стоит формулировка «вся и любая другая информация, которая обоснованно должна рассматриваться как конфиденциальная». Это уже близко к подходам Дональда Трампа. Под это ограничение можно, при желании, подвести любую критику и несогласие с позицией Офиса, с которой могли бы выступить его нынешние или бывшие сотрудники.
Да, мы живем не в идеальном мире. Однако стремиться к идеальному миру нужно даже в сегодняшних условиях. В нашей ситуации жесткие меры безопасности обязательны. NDA в беларусской политической реальности допустим. Это, в том числе, усилит ответственность за полученные данные тех людей, которые с ними работают. Но защищать следует лишь ту информацию, утечка которой действительно способна нанести ущерб. Ее нужно отделять от общественно-значимой, и на публичное распространение последней никакие ограничения распространяться не должны. Сделать это не так и трудно – грамотных юристов у нас предостаточно. И составить политически корректное соглашение о неразглашении они наверняка помогут. Интересы безопасности не должны мешать открытости и подотчетности политических структур перед обществом и критике их деятельности. Даже если эта критика, по выражению Федерального суда США, будет содержать яростные, едкие и порой неприятные нападки.
Подпишитесь на наш телеграм-канал «Reform.by :: Лонгриды»
***
Мнения и оценки автора могут не совпадать с мнением редакции Reform.by.