Таня Свирепа покидала Украину через Карпаты. Фото: Таня Свирепа.
Таня Свирепа — беларусская режиссерка и фотографка («Чистилище», «Немного слов о моей матери и ее собаке»), которой в первые дни войны удалось выбраться из Украины. История ее эвакуации была относительно успешной: буквально за пару суток Таня вместе с друзьями добралась до Польши. «Я считаю, что нам очень повезло, но когда первый шок проходит, первое, что захотелось — попробовать вернуться», — признается она.
Сейчас по просьбе общественной инициативы Free Belarus Center Татьяна Свирепа запустила бот психологической помощи — @mental_help_ua_bot — «для всех, кто столкнулся с войной напрямую». Он предназначен для украинцев, беларусов — всех людей, кто бежал от войны или остался в зоне боевых действий.
Как Таня выбиралась из Киева в первые часы войны? Как держатся украинцы? Столкнулась ли она с агрессией во время эвакуации? И удалось ли режиссерке спасти фильм о беларусских политических заключенных «Беларусь 23.34», над которым она работала вплоть до начала войны? Reform.by удалось связаться с Таней, которая сейчас находится в Варшаве, и поговорить с ней об этом.
— Таня, люди пишут в бот психологической помощи?
— Да. Где-то шесть обращений в день уже получаем, и сейчас активно распространяем информацию, чтобы нарастить обороты. Но поначалу было не очень. И я понимаю эту реакцию. Я сама сейчас после эвакуации «вылетаю», и мне хочется просто лежать, спать и ничего не делать.
— Но ты делаешь.
— Да, сейчас я пытаюсь организовать помощь и ездить во Free Belarus Centre (общественная инициатива, созданная для оказания гуманитарной поддержки людям, вынужденным покинуть Беларусь с 2020 года. Центр до войны базировался в Украине, сейчас находится в Польше — Reform.by). Они сейчас переехали в Польшу, Варшаву, и пытаются эвакуировать людей из Украины. У ребят там жесть как много работы — люди ночами не спят. Просто загибаются. Меня вот попросили организовать бот психологической помощи. К нам уже подключилось девять психологов.
— Тебе лично удалось собраться в критической ситуации?
— Да, можно сказать, что мне в этом плане повезло. Мой мозг в стрессовых состояниях срабатывает точно. Не теряюсь и нахожу какие-то варианты и выходы. Это уже не первая ситуация, когда я себя «вытягиваю». Сейчас периодически накатывает, плакать иногда хочется, но в целом — ОК.
— Расскажи, пожалуйста, про свой отъезд из Киева. В какой момент вы приняли решение эвакуироваться?
— Сразу, когда началось вторжение. Я бы, наверное, описала это так — сработал инстинкт самосохранения. Причем, когда Киев начали бомбить, мы крепко спали. Были взрывы недалеко от нас — на Житомирской, но мы ничего не слышали. Нас разбудила соседка: «Просыпайтесь! Война!». Только тогда мы начали что-то думать, собираться. К нам прибежал беларус из соседнего дома, рассказывал, что по дороге выли сирены. Но мы ничего не слышали. Это в какой-то мере помогло: не было дезориентации, мы могли соображать.
— Что было потом?
— Мы сразу попробовали уехать на электричке, но ничего не было. Потом сбегали один раз в укрытие — летали истребители. Вроде все обошлось, это были украинские самолеты. Потом попробовали обзвонить все такси. Безрезультатно. Все стояло. И мы ничего другого не придумали, как взять вещи и пойти на трассу ловить попутку.
— Как я понимаю, вы действовали очень быстро?
— Да. И нам очень повезло — мы словили машину буквально через 10 минут. Это оказались ребята из Броваров. Они нам рассказали, что в их районе стреляли — они проснулись от взрывов. И тоже решили сразу ехать.Так нам удалось выехать из Киева. Думаю, что если бы мы задержались или решили ждать более подходящих вариантов — все было бы иначе.
— Как вы продвигались по дорогам? Как я понимаю, вам навстречу должна была ехать военная техника или наоборот — вместе с вами — навстречу врагу.
— Да. Все было по полной программе — ехали вместе с военной техникой, истребители летали. Думали ехать через Житомир, но узнали, что там был прорыв. Мы свернули. Потом начали мониторить карты прорывов и бомбежек (онлайн карта вторжения России — Reform.by). И старались ехать так, чтобы объезжать опасные участки, чтобы не попасть под обстрелы. С нами был парень, который работал в доставке в Киеве, и он был своего рода штурманом: мониторил карту и прокладывал нам маршруты, подсказывая, куда нужно свернуть.
— Какой была первая реакция у киевлян на вторжение?
— Разная. Мы уезжали в жути, но некоторые люди оставались спокойными. Некоторые не верили, что будут бомбить Киев: «У нас нет стратегических объектов, зачем нас бомбить?». Многие оставались в городе сознательно. Люди не хотели уезжать несмотря на опасность.
Трое моих знакомых, с которыми я работала, — оператор, цветокорректор и звукорежиссер, — остались в Киеве. Соседка переехала во Львов, но она не хочет уезжать из Украины. И еще бывшие соседи, с которыми мы жили рядом, когда только эмигрировали в Украину — в первом шоке они уехали под Винницу. У ребят закончился бензин, и они пошли его доставать. А когда достали, то решили вернуться в Киев. И я их понимаю. Потому что, когда первый шок проходит — первое, что мне захотелось, — попробовать вернуться. Хоть, мне кажется, я буду в городе бесполезна.
Мне было очень хорошо в Украине, и я до последнего не верила, что будет нападение.
— Как вы добрались до границы с Польшей?
— Мы сначала доехали до Бердичева, а там уже словили такси. Поехали до Хмельницкого (хорошо, что у нас были деньги). В Хмельницком мы вызвали еще одно такси, и водитель горными дорогами повез нас к границе. Это была настоящая жесть! Потому что в горах, видимо, валят лес, самосвалами его возят, и дороги там просто ужасные. Но там было безопасно. И очень красиво. На какой-то момент мы даже забыли, что убегаем от войны. Горы, снег, солнце — мы встретили в дороге рассвет. Не верилось, что вот только за нами остались города под обстрелом.
А дальше — мы практически выбирались через горы и ущелья. Через горную границу Кросценко — Смильница.
Ближе к ней стали проходить блокпосты. Их было много. На каждом — нужно было выйти из машины, показать паспорт. На одном блокпосте нас попросили сфотографироваться: мол, у нас беларусские паспорта. Украинский военный спокойно сказал: «Я понимаю, что это не вы с нами воюете. Но таков порядок». Нас сфотографировали. А дальше водитель подвез к очереди, и мы уже оттуда пошли пешком — где-то 11-13 километров.
— Не встречали агрессии со стороны украинцев?
— Когда мы уже пересекали границу, украинская пограничница спросила: «Вы вообще в курсе, откуда танки идут?». Мы ответили: «Да, знаем». И добавили, что мы сами переехали в Украину из-за угрозы преследования. И нас пустили без вопросов. В целом, мы границу прошло достаточно быстро — за 3-4 часа. Это не сравнить с тем, как люди на других переходах ждали сутками!
Но возвращаясь к твоему вопросу, могу ответить, что я лично не сталкивалась с проявлениями ненависти. Я слышала историю, когда беларусскую семью выгнали на улицу из-за того, что они беларусы. Кто-то в чате писал, что ему стучат в дверь с проклятьями. Но в моем окружении я такого не наблюдала. Парень, с которым я убегала, до сих пор общается с хозяйкой квартиры, где он жил в Киеве. Они переписываются, она интересуется, как он. Мне никто не писал гневных посланий в чат, не оскорблял в дороге. Поэтому мой ответ: нет, не встречалась. Ни в Украине, ни здесь — в Польше.
— Таня, думаю, вам повезло, что вы так достаточно быстро смогли покинуть страну.
— Да. Я слышу истории эвакуации других людей — и понимаю, что нам очень повезло. Так быстро и почти без приключений добраться до границы. Повезло, что мы встретили классных ребят, которые нам помогли. Что переход в горах, который не был открыт для пешеходов, открыли, и т. д. и т. п. Повезло, что нас встретила знакомая знакомых, которая все это время, когда мы проходили границу — 3-4 часа — ждала нас на польской стороне.
В горах, надо отметить, было ужасно холодно. Там текут реки, холодный воздух. Я бегала греться на нейтральной полосе в туалет, включала сушилку для рук и так грелась. Но в целом, да, я считаю, что нам очень помогло то, что изначально мы не попали под бомбежку, обстрел, и как-то соображали. Я видела ребят, которые выехали из района, который бомбили, они были абсолютно дезориентированы.
Еще я слышала про парня, беларуса, который стоял в очередь на переход Шегини — Медыка несколько суток. Когда он подошел к границе, выяснилось, что он стоял не в той очереди. И ему пришлось начинать все сначала. Его искали правозащитники, парень потерялся потом. Говорят, что у него из-за истощенности, напряжения уже начались галлюцинации. Я допускаю, что все это правда.
— Таня, я знаю, что в Украине ты работала над документальным фильмом о политических заключенных «Беларусь 23.34». Вплоть до самой эвакуации. Ты сама была вынуждена уехать из Беларуси в 2021 году из-за угрозы преследования. Потом, повторюсь, работа с такой важной, но тяжелой темой. Встреча с пострадавшими от насилия. Теперь эвакуация. Мне кажется, что это какой-то бесконечный стресс. Бесконечный поиск дома, безопасного пространства.
— На самом деле, со здоровьем у меня уже были проблемы. В какой-то момент пропали месячные, я пришла к врачу, — оказалось, что у меня высокий уровень пролактина. Нашли две кисты в груди. И вообще мне поставили хронический стресс. Я ехала с пачкой таблеток через границу. Вроде помогло, месячные вернулись, но не знаю, поправилась ли, не сдавала анализы.
Сейчас мы живем в квартире, которую нам нашли знакомые моего парня, — четыре человека в двух комнатах. Тут тепло, светло, рядом магазины. Я рада, что нам дали это место.
— Что с твоим фильмом?
— Наш фильм мне удалось вывезти из Киева. Но мы практически полностью потеряли все наработки по цвету. Файл со сделанным цветом остался в Киеве, и мне стыдно просить мою команду, которая там осталось, перебросить его. Файл — очень тяжелый, будет отправляться по интернету не менее пяти часов. А в Киеве каждые три часа воздушные атаки. Так что думаю, что мы это потеряли.
У меня по картине были сроки. Мне помогала закончить ленту некоммерческая организация International Media Support — они выделили деньги на постпродакшн. И у нас была договоренность, что 31 марта я это все пришлю. Но не получится. И тем более, я сейчас считаю более важным направить свои силы на волонтерскую работу, помощь Украине. Я уже связалась с International Media Support и рассказала им всю ситуацию.
— Для нас твой фильм — еще одно доказательство того, через что прошли и проходят беларусы, борясь с режимом. Но не кажется ли тебе, что сейчас, в свете вторжения России в Украину, этот символический капитал, который беларусы завоевали в 2020-2022 годах, в каком-то роде обесценился? Нам приходится начинать все сначала? Вопрос не совсем корректный, но мне кажется важным, чтобы он все-таки прозвучал.
— Если люди мыслят критически, то ни для кого ничего не обесценивается. Никогда. Я не чувствую, что моя работа — фильм о пытках над беларусами — бесполезна. Я все равно вижу ее важность. Да, сейчас украинцы страдают, но беларусы также сидят в тюрьмах за свои убеждения, действия против режима.
Кому-то может быть выгодно разделять нас по национальному признаку. Для меня национальность в целом не та категория, по которой следует оценивать человека. Есть люди, которые страдают, над ними издеваются, и им нужна помощь. Все просто.
Есть международные преступления против человека. И про это нужно говорить, с этим бороться. Я смотрю на это с такой позиции.
— Считаешь ли ты, что беларусы несут коллективную ответственность за то, что их территория используется для атак агрессора?
— Мне грустно, что с территории нашей страны запускаются ракеты. Что два сумасшедших диктатора не видят никаких границ. Что беларусское и российское телевидение говорит людям ложь.
Но я не чувствую вины, что я родилась в Беларуси. Да, я чувствую, что сейчас должна помогать Украине, и поэтому сдвинула сроки сдачи своего фильма, занялась ботом психологической помощи, буду разговаривать с людьми, которые пострадали, бегут от войны. Сейчас для меня это важнее.
Но это не отменяет важности того, что происходит в Беларуси.
— Сейчас также обсуждается роль Европы, международного сообщества в разрешении сложившейся ситуации. Оказалось, что решения об отключении SWIFT, жестких экономических санкциях можно было принять в достаточно сжатые сроки. Многие задаются вопросом: почему подобные меры не были предприняты ранее в отношении Беларуси?
— Европа сохраняет нейтралитет до последнего, и то, что она сейчас делает так много — это просто чудо. Я очень удивилась, когда Европа так среагировала по Украине. Думаю, что тут большая заслуга президента Украины — Владимира Зеленского, что он сумел донести позицию до политических лидеров мира.
Почему не было таких жестких мер в отношении Беларуси? Я повторю свой ответ. Европа сохраняет нейтралитет до последнего.
— Чем и когда, на твой взгляд, закончится эта гуманитарная катастрофа? И что могут беларусы в этой ситуации?
— Я сейчас в Польше, и, на мой взгляд, не совсем вправе говорить беларусам в Беларуси, что и как делать. Тут каждый должен решать сам, действовать исходя из своих возможностей и смелости.
Что до того, чем и когда все закончится, у меня нет ответа. Я до последнего не верила, что начнется война. Какие могут быть прогнозы?
Единственное, что я точно знаю, — украинцы будут стоять до конца. Это люди, которые очень любят свою страну. И если, не хочется это произносить, произойдет худшее — придут россияне и установят там власть, — тогда начнется жесткая партизанская война. Оккупантов просто будут ловить и уничтожать по одному. Вот это, на мой взгляд, неминуемо.
Напомним, бот психологической помощи Free Belarus center для тех, кто уехал из Украины из-за военных действий или остался там — @mental_help_ua_bot.