Андрей Дмитриев. Фото со страницы в Facebook
Менее чем через месяц Беларусь ожидает референдум по новой Конституции, который когда-то, в начале протестов, власти преподносили как способ решить противоречия и достичь единства и мира в обществе. Спустя полтора года достижение единства обернулось непрекращающимися репрессиями, консенсус выражается в лишении уехавших из страны возможности голосовать, вместо мира мы имеем угрозу большой войны, в которой можем оказаться агрессорами, а сама новая Конституция превратилась в способ консервирования статуса кво и удержания власти вместо ее передачи. Что происходит, и что с этим всем делать беларусам? Об этом Reform.by поговорил с политиком, экс-кандидатом в президенты и лидером теперь уже ликвидированной организации «Говори правду» Андреем Дмитриевым.
— На 27 февраля назначен референдум по новой Конституции. Зачем власти вообще его проводят, на твой взгляд?
— В 2020 году власть очевидно потеряла поддержку общества и теперь решает две задачи. С одной стороны, она пытается создавать иллюзию этой поддержки разными методами, мы видим все эти большие собрания на две тысячи человек, постоянная демонстрация любви. А с другой стороны — пытается создать новые инструменты, которые бы еще больше отодвинули общество от влияния, принятия решений и позволили власти вернуть контроль над людьми. А для этого в сегодняшних условиях дорога, которую они выбрали, вполне понятна: это тоталитаризация страны.
— Это поможет им вернуть этот контроль?
— Они сегодня контролируют страну силовым удержанием, и без этого элемента ничего работать больше не будет.
Референдум — это де-факто пиар-акция для власти. Новая Конституция будет временной, она просуществует столько, сколько длится персональная политическая карьера Лукашенко. А события в Казахстане показали, что на постсоветском пространстве автократы нередко попадают в собственную ловушку: они сами пренебрегают законом, сводя его до ничего не значащего текста, а когда наступает время, чтобы закон их защищал, он их, конечно, не защищает, текст так же легко меняется или меняется статус-кво. Как в том же Казахстане, где главным «покаянным» видео стало видео от человека, которого еще недавно называли отцом нации.
— В этой связи интересно, почему Лукашенко в своем послании вдруг заговорил о том, что «нам надо научиться жить по закону».
— Понятно, что его эта фраза обращена в первую очередь к тем, кому он еще недавно говорил, что «не до законов».
Для меня главным ощущением от послания стали две вещи. Первое — Лукашенко выступает так, как будто он только вчера пришел к власти, а до этого был в оппозиции, хотя на самом деле несет ответственность за все 27 лет, и мы оказались там, где оказались, именно благодаря его правлению. Он задает вопросы беларусам — хотя с чего вдруг, после 27 лет правления, понадобилось задавать вопросы про независимость — что же ты делал 27 лет? И второе мое ощущение — он надеется, что этот референдум перевернет страницу, и для него в том числе. Начнем всё как будто бы заново, будто другая страна.
Я по-человечески понимаю: мы все иногда, когда в жизни происходит то, что нам не нравится, думаем: «Ну все, начинаю с чистого листа». Очевидно, что посыл Лукашенко был про это: и он сам какой-то будет новый после референдума на следующее утро, и все мы, и по закону надо жить… Но правда заключается в том — ее любой взрослый человек знает, — что никакого чистого листа не существует: ты можешь меняться, менять свои привычки, но ты все равно основан на том опыте и поступках, которые совершал до этого.
Поэтому и после референдума никакая новая Беларусь не начнется, тем более после такого референдума, в котором огромному количеству беларусов отказано в праве на существование. Их мнения не спрашивали ни когда эту Конституцию писали, ни сейчас, когда ее обсуждают, ни когда будут голосовать. И у нас де-факто есть один вопрос, в котором нам предлагают выбрать из двух вариантов Лукашенко. Это означает, что огромное количество беларусов не учтено. Поэтому наша задача как беларусов — удерживать сегодня знамя того, что мы есть, что мы никуда не делись, пусть даже власть и те, кто ее поддерживает, пытаются сделать вид, что нас не существует в стране.
— То есть ты считаешь, что никакой переломной точкой референдум не станет?
— Он просто не может ей стать. Для того, чтобы мы попали в эту переломную точку, должна измениться практика, должно измениться отношение друг к другу. А пока людям с альтернативной точкой зрения обозначают единственный путь — ползти на коленях, вряд ли возможен перелом. Но еще более важно, что и те, кто сегодня поддерживают Лукашенко, и те, кому он дал эти огромные полномочия в формате «не до законов» — они тоже не станут другими людьми только потому, что прошел референдум. Для них это будет просто еще одно подтверждение, что то, как они действовали, — правильно, а значит, нужно так и продолжать.
И еще раз подчеркиваю, новая политическая практика, новая Беларусь возможны только в формате гражданского мира, основанного на принятии и согласии друг с другом, а концепция единства, каким его видит власть, подразумевает игнорирование и вычеркивание очень большой части общества просто на том основании, что эта часть видит будущее иначе.
— Нам предлагают «новую Конституцию», но ведь изменения в ней в основном косметические, кроме одного — введения ВНС. Лукашенко на послании заявил, что ВНС нужно, чтобы не дать Беларуси сойти с избранного ими пути. То есть он открыто говорит, что цель изменения Конституции — консервация текущего состояния. К тому же в проект добавили, что демократия в Беларуси будет осуществляться на основе идеологии беларусского государства…
— В этом проекте есть один очень опасный момент — это возможность лишить беларуса гражданства за то, что он не нравится действующей власти.
А так мы же на послании услышали, что демократия по-беларусски — это отсутствие демократии, если говорить простым языком. Что такое демократия? Это право народа ошибаться, но делать свой выбор. А нам говорят: мы за вас определим, кто является гражданским обществом, определим путь, которым мы должны идти, и как по нему идти, а вы должны действовать в духе государственной идеологии. Но демократия — это разнообразие идеологий. Идеология может быть у партий, а у государства должны быть ценности, на которых оно основано. С моей точки зрения, сегодня это должны быть ценности справедливости, равенства всех перед законом и сменяемости власти. Но я абсолютно не доверяю тем, кто сегодня у власти, в том, что они хотя бы какую-то из этих ценностей разделяют со мной.
— Так они говорили о своих ценностях: консервативные, приоритет общественного над индивидуальным, уважение к старшим. Даже интересно, какое современное европейское государство можно строить на таких ценностях?
— Как партия, они имеют право на любые ценности, если эти ценности не зовут кого-то убивать. Но будущее страны не может определяться одной партией. Это мы уже проходили в своей истории, и это всегда вело к кровавым последствиям, нищете и разрухе. Да, может быть не одна партия с такими ценностями, могут быть и другие партии — главное, что именно люди должны решать, что им ближе и кто будет определять будущее страны.
Нам сейчас обещают, что начнется новая веха в истории. Но посмотрите, как сформированы территориальные комиссии этого референдума. Мы видим, что если это и веха, то она не про то, как мы меняемся в сторону демократизации, не про то, что «надо было навести порядок, а теперь мы сделаем выбор», а она про тотальный контроль и тотальное подчинение общества в политической сфере.
И согласиться с таким мы не можем и не должны. С другой стороны, какое-то время то, что они объявят как принятое, будет действовать, во всяком случае с точки зрения назначения выборов и так далее. Мы будем это учитывать и использовать эти механизмы, чтобы показывать, что мы есть и нас нельзя игнорировать.
— Ты говоришь, что власти стремятся установить еще больший, тотальный контроль. Это все, что «новая Конституция» принесет людям, на этом перемены закончатся?
— Конечно, мне бы хотелось, чтобы в обществе снизился уровень страха, чтобы, проведя свою пиар-акцию, власть немного успокоилась, почувствовала, что нет смысла в таком уровне насилия, как сегодня. Ведь под репрессии попадают не только, скажем, члены оппозиционных партий — мы видим, что репрессии захлестнули всех: и студентов, и их преподавателей, и врачей, и пенсионеров, просто всех. Поэтому я буду считать уже хоть каким-то позитивом от референдума, если людям станет немножко легче дышать, снизится этот уровень постоянной угрозы за то, что ты высказываешь свою точку зрения, что просто думаешь иначе.
Но если мы говорим о возможности общества иметь своих представителей в парламенте и местных советах, влиять на решения власти, давать оценку действиям власти, то данная Конституция никаких принципиальных, качественных изменений не вносит. А на практике мы видим, что, наоборот, за последний год эти возможности сокращаются, и понятно почему. Как стать самым громким голосом в комнате, если ты в меньшинстве? Есть только один путь — заткнуть все другие голоса. Это то, что сегодня происходит. Как только людям дают высказываться и они понимают, что за это их не будут преследовать, звучат слова, которые власть не готова и не хочет слышать.
Кстати, что еще заметил на этом послании. В «Год исторической памяти», мне кажется, власть пытается абсолютно переиначить, перекроить память про 2020 год, в том числе и даже в первую очередь среди своих сторонников. Лукашенко уже отрицает внутренние причины протеста, вынося их только на внешние рубежи: это оттуда пришли неправильные ценности, неправильные организации, и протест тоже пришел оттуда, это людям говорили выходить и крушить. Но правда и историческая память как раз в том, что все причины недовольства людей, их желание жить иначе, жить в стране, где соблюдается закон, где их уважают и с ними считаются, — это причины внутреннего характера. Беларусы выходили на улицы не для того, чтобы вступить в Евросоюз, как это было в Украине, не потому, что были против России. Наоборот, геополитического выбора в этом протесте не было, это был внутриполитический выбор, и поэтому этот выбор затронул всех — от простой учительницы до крупного бизнеса.
— Что делать на референдуме? Представители демократических сил призывают беларусов прийти на участки и продемонстрировать позицию — что народ не хочет выбирать между Лукашенко и Лукашенко — массовой порчей бюллетеней. Как ты относишься к этой стратегии и поддержат ли ее люди, на твой взгляд?
— Это не стратегия, а один из вариантов действий. Чтобы удерживать наше знамя, сегодня нужно расширять возможность действий для людей, а не ограничивать каким-то одним. Во-первых, в таком случае властям очень просто с этим работать. А во-вторых, нельзя не учитывать изменение ситуации. Я считаю, что стратегия, которую мы должны предлагать людям, должна быть вариативной: хочешь — иди на референдум, ставь крестики, хочешь не идти — напиши в этот день политзаключенным письмо, что мы верим в наше дело и мы их поддерживаем. Есть больше вариантов, чем один, чтобы 27 февраля выразить свою гражданскую позицию. Но не нужно преувеличивать историческое значение этого референдума и помогать в этом власти.
Я в регионах сегодня разговариваю с разными людьми: кто-то собирается пойти и сделать так, как было сказано, кто-то наотрез отказывается, им не нравится эта идея, они боятся, что за ними будут наблюдать, а сейчас еще шторки сняли. Люди разные, давайте учитывать ситуацию, в которой оказались сегодня беларусы, и давать им возможности даже в этой ситуации проявлять себя, а не ограничивать их одним действием. Поэтому я считаю, что как одно из действий это возможно, пойти и поставить два крестика — это конституционное право человека, но этих действий для проявления своей позиции может быть больше. У меня есть люди, которые пойдут наблюдателями, я пойду с ними по квартирам собирать подписи, чтобы они это право свое реализовали. Кто не собирается идти — хорошо, но не закрывайтесь на своих кухнях в недовольстве, а сделайте какое-то позитивное действие, найдите способ выразить себя. Не обязательно это два крестика.
— Но ведь никто не ограничивает людей, они могут и пойти на референдум, и сделать что-то еще. Ты же понимаешь, что это мобилизационная акция. Раньше ты всегда это поддерживал, считал, что надо участвовать во всех избирательных процессах, потому что участие мобилизует людей, именно участие в совместном действии. Почему теперь твое мнение изменилось?
— Я и сейчас за участие в процессе. Даже референдум — это не один день голосования, это месяц обсуждения, какой должна быть Конституция и страна, — давайте это использовать. Но еще раз говорю, я же никому не запрещаю идти, я не говорю, что этот пункт плох.
Я говорю о том, что эта попытка абсолютного копирования 2020 года, в моем понимании, недостаточно учитывает ситуацию, которая сейчас сложилась в Беларуси. Лучше расширить это, дать людям возможность по-разному проявить себя. Сделайте мобилизацию на 27-е число, но пусть инструменты этой мобилизации будут разными.
Я это вижу сегодня так. Когда будут выборы, пускай даже нечестные — по проекту это февраль 2024 года — и там будут наши кандидаты, будет хотя бы, за что голосовать, вот тогда нужно идти и участвовать, биться. Но вот здесь и сейчас мой личный выбор — я не пойду в эту кабину для голосования, потому что там для меня выбора нет. Но если кто-то считает, что его выбор в другом, то делайте, только найдите способ этот выбор проявить.
Я расширяю рамки возможностей для беларусов 27 февраля сказать, что они не согласны. Я думаю, что это сегодня более бережный и более учитывающий ситуацию подход, исходя из того, что я вижу, из моих разговоров с людьми. Мне бы хотелось не потерять сегодня никого из беларусов, кто не согласен с ситуацией: ни тех, кто собирается идти, ни тех, кто не хочет туда ходить. А не выделять какую-то группу, которая «на что-то способна». Только так это наше знамя можно здесь, внутри, удержать. А вместо этого мы сейчас внутри страны начинаем ломать копья, что правильно, а что нет. Сейчас не время для этих споров, это вредно и деструктивно для нас. Правильно — ваша гражданская позиция, которую вы находите способ проявлять и таким образом удерживаете наше знамя.
— Хорошо, и как удерживать сейчас это знамя, о котором ты говоришь?
— Способов много разных, начиная от простых: писать политзаключенным, поздравлять их телеграммой с днем рождения, рассказывать правду вокруг себя, вести местные кампании, которые позволяют вам удерживаться вместе, менять мир вокруг себя и не множить зло, которое мы сегодня видим в нашей стране. Учитель может детям говорить правду или хотя бы не повторять ту жесть, которая льется из телевизора, не ретранслировать ее, защищать от этого своих детей. Каждый может найти себе формат, как действовать. Я думаю, мы будем еще развивать эти форматы, но важно это делать сегодня внутри страны, быть, показывать, что мы есть.
— И чего мы этим добьемся, куда это нас приведет?
— Это сто процентов приведет нас в ту точку, когда появится новая возможность для перемен. И мы будем готовы, мы будем здесь, будем знать, что мы есть и нас много, и не позволим пропаганде — которая сегодня так старается заставить всех поверить, что 2020 год был какой-то аномалией, ошибкой, что нас на самом деле немного — мы не позволим ей нас разрушить. Это, я считаю, очень важная задача. Если бы мы так же не действовали в прошлые годы, то и в 2020 году нас бы не было так много. Поэтому сегодня наша задача — удержаться, знать друг друга, поддерживать и оставаться вместе. А ситуация будет меняться, я в этом абсолютно уверен.
— Каким может быть механизм изменений?
— Я думаю, что тут два основных фактора, из-за которых она будет меняться. Во-первых, это внешнеполитический фактор, в первую очередь отношения с Россией, в которых просто неизбежны новые конфликты, они будут менять ситуацию. И еще она будет меняться потому, что будет и сама система меняться внутри, она устала от репрессий…
— …устала, ты считаешь?
— Да, я уверен в этом. Я знаю, что есть целый ряд людей внутри системы, которые поддерживают то, что происходит, потому что надеются, что вот пройдет референдум — и мы все правда заживем по-другому. Но этого не будет, и они обнаружат себя обманутыми, так же, как уже обнаружили себя обманутыми миллионы беларусов. Поэтому я считаю, что будет и внутреннее изменение. И мы должны быть к нему готовы, чтобы не получилось так, что изменение пришло и прошло, но руководят этим совсем другие люди с совсем другими ценностями и взглядами. А еще хуже, если руководит кто-то из-за границы, не важно — из Кремля или не из Кремля.
— И когда стоит ждать этих изменений, на твой взгляд?
— Я, естественно, надеюсь, что это случится как можно раньше. Мы все для этого работаем, надо понимать, что вот это сохранение себя тоже на это работает, приближает этот момент. Но говорить про какие-то сроки будет шарлатанством. Я знаю, что это будет, и что к этому, как к бою, нужно быть готовым. Вот это то, что я знаю, а срок — не знаю. Деструктивно думать о сроках, мозг же сразу рисует нам плохие сценарии. «Если он не перезванивает, значит, он попал в аварию». Так же и сегодня — очень легко сказать, что «ничего невозможно» или «это еще на 20 лет». Это сразу тебя как бы извиняет перед самим собой, чтобы ничего не делать. Но правда заключается в том, что изменения будут, и будут в момент, когда никто этого не ждет. Посмотри, что показал Казахстан: в ситуации, когда напряжение между обществом и властью так же высоко, как и уровень недоверия, любой вопрос, даже очень бытовой, мигом перерастает в политические требования.
— Но вслед за этим Казахстан не показал ничего хорошего.
— Поживем — увидим. Я согласен, мы сегодня драматический период проживаем, не только в Беларуси, но и в целом в регионе. Мы на втором витке распада Советского Союза. И это опять же нужно учитывать, когда мы что-то предлагаем людям, потому что нам нельзя их растерять. Они и так под риском, и мы должны их сохранять и приумножать. Ситуация сложная, но я уверен: если придет момент и мы к нему будем готовы, то мы сможем договориться и с Москвой, потому что она ключевой игрок в ОДКБ, и с остальным миром, чтобы мы разобрались внутри сами и это не вело к потере независимости или самостоятельности нашей страны.
— Они тут и без того собираются откроить значительную часть самостоятельности нашей страны в ближайшие пару лет, если судить по подписанному декрету о реализации договора о Союзном государстве.
— Я скептик по этому поводу. Когда Лукашенко говорит «суверенитет» или «независимость», он, конечно, в первую очередь подразумевает свою независимость от ответственности, от закона, свой суверенитет решать все так, как он хочет. Конечно, угроза есть, и, конечно, мы уже сильно потеряли в самостоятельности, потому что потеряли международное признание как страна, которая сама принимает решения. Это очень негативно для нас и это, конечно, последствие политики, которую проводит власть. Но это то, что мы можем восстановить.
Вот, кстати, ты спрашиваешь, что мы можем делать — так вот это тема, на которую мы можем высказываться. Давайте высказываться, что мы не согласны с потерей независимости. Это важно говорить, в политике вообще важно выражать свое мнение, и выражать его массово — тогда мы понимаем, что нас много. Если сегодня его сложно выражать по поводу правления Лукашенко, то мы точно можем его выражать по поводу независимости и самостоятельности. Тем более Лукашенко сам про это спрашивает в своем послании: «Готовы ли вы платить за независимость?». Мы готовы ее сохранять и приумножать, но для этого люди должны быть частью политического процесса и принятия решений, а не просто объектом, которому сверху спускают распоряжения.
— Ты говорил в другом интервью, что перемены точно не произойдут до выборов 2024 года. Но разве эти выборы какую-то существенную роль сыграют? У нас никакие выборы, кроме президентских, никогда особо ни на что не влияли, почему ты считаешь, что эти что-то изменят?
— Потому что пройдет уже достаточное время, за которое и сама система устанет. К тому времени власть уже будет думать о следующих своих шагах, будущем своем этапе. И я считаю, что эти выборы могут быть использованы властью в том числе для того, чтобы снизить градус напряжения внутри страны. Особенно перед президентскими выборами, которые потом будут проводиться. В любом сценарии, пойдет Лукашенко на выборы или нет, властям будет необходимо снижение напряжения.
— И каким образом они через выборы его снизят?
— Появится возможность начать разговор о том, чтобы снизить количество политзаключенных в стране и уровень репрессий. Сейчас такого диалога просто нет, и послание Лукашенко это еще раз показало. Во-вторых, я думаю, появится больше пространства для действий тех, кто выражает альтернативную точку зрения.
Но это не произойдет само по себе, я не предлагаю просто ждать 2024 года. Почему я говорю «удерживать знамя»: это произойдет, только если мы будем постоянно говорить, что мы не согласны, как идут дела в стране — и в экономике, и в политике, и в вопросах независимости. Тогда у нас будет возможность снизить этот накал.
Я считаю, что власть сегодня нацелена на другой подход к политзаключенным, это не про торг с Европой, это больше чтобы показать людям, что они ничего не могут изменить. Чтобы испугать. В сегодняшней ситуации, я считаю, свобода политзаключенных, особенно для известных, в лучшем случае может быть в формате философского парохода, как после революции, когда в 1922 году посадили всех, кто не нравится большевикам, на пароход и отправили на Запад. Так же, как сейчас власть выталкивает несогласных из страны: не нравится — уезжай. Это единственное, на что сегодня можно рассчитывать. Этот формат освобождения может сработать. Но пока что, как мы видим, Лукашенко считает более важным напугать общество, чем размораживать ситуацию.
— То есть ты считаешь, что к выборам может открыться это окно для торга, могут начать выпускать людей, чтобы ослабить напряжение?
— Да, чтобы просто не сорвало резьбу. Пока они ее только затягивают и будут затягивать.
— В этих будущих выборах, парламентских и местных, ты сам и структуры, которые ты создаешь, будете участвовать? (После того, как власти ликвидировали «Говори правду», Дмитриев занимается созданием партии «Наша партия» и общественной организации «Робім разам» — прим. Reform.by).
— Да, я рассчитываю на это. Конечно, мы будем участвовать, будем представлять альтернативу, будем «удерживать знамя». Обязательно. Мы будем давать людям возможность прийти и сказать: мы за другой путь, за другой выбор.
— Ты исходишь из того, что это будет возможно, что в выборах будут участвовать не только лояльные чиновники и провластные активисты?
— Я не знаю, как оно будет, но я всегда исхожу из того, что нужно сражаться, что есть то, чего мы должны добиваться. Вот будем этого добиваться.
— А как ты видишь свое персональное будущее в этой системе?
— В этой системе?.. Я сегодня работаю на то, чтобы сберечь людей и оставить в них веру, что они достойны нормальной жизни, достойны жить в стране, где их уважают. Чтобы ситуация изменилась таким образом, что общество сможет решать, кто должен быть в парламенте, местных советах, правительстве и кто — президентом. Поэтому я свое будущее вижу как человека, который этого добивается для людей. А если ты говоришь про какие-то позиции, об этом я даже близко сейчас не думаю.
— Вот ты сейчас формируешь партию и общественное объединение. Вы, похоже, будете существовать в виде оргкомитетов, при этом какая-то деятельность ведется, ты упоминал о локальных кампаниях. А что именно вы рассчитываете делать в ближайшие пару лет, учитывая риски?
— Опять же — удерживать знамя, что мы есть. Мы имеем поддержку общества по позициям, связанным с равенством перед законом, с восстановлением законности и справедливости, свободного выбора людей. Какие будут акции? Я думаю, разные. Это и акции местного значения, которые будут позволять людям менять ситуацию в простых, но важных вещах вокруг себя. Это будут, я уверен, и национальные кампании, в которых мы будем выражать общественную точку зрения по ключевым вопросам экономики, политики, законов. Опять же, мы открыты для людей, которые к нам приходят и предлагают варианты.
На данном этапе мы не можем действовать от имени оргкомитета таким образом, поэтому все ушло на личный уровень. Мы просто граждане, которые делают разные кампании. В одном городе у нас сейчас выступают, чтобы вернуть исторические названия улиц вместо советских или хотя бы повесить дублирующие шильды. Это могут быть кампании — раз уж у нас Год исторической памяти — по увековечиванию известных беларусов, созданию памятников, мемориальных досок и так далее. Это будут разные акции, которые будут делать две вещи: позволять людям видеть, что они не одни, и высказываться о том, как должна развиваться страна, чтобы каждому здесь было место. Чтобы не нас спрашивали, готовы ли мы платить, а нам говорили о том, что государство делает для нас. Потому что мы видим, к сожалению, что другие государства, в том числе вокруг Беларуси — и Польша, и Россия, и чуть более дальние страны — с радостью готовы делать многое, чтобы беларусы к ним поехали. Мне бы хотелось видеть, что Беларусь делает гораздо больше, чтобы беларусы и их дети здесь остались.
— А если говорить в целом о векторе движения беларусского государства на ближайшие годы — из этого состояния, в котором мы сейчас, с учетом всех этих заявлений — что ты думаешь о том, куда мы идем?
— Мы идем в то, что можно назвать тоталитаризацией страны. Это то, куда ведет страну действующая власть. Эта тоталитаризация невозможна без внешнего источника финансирования, а это для нас сегодня только Россия. Соответственно, это потеря наших активов, уменьшение нашей самостоятельности, и это неизбежно ведет к ухудшению качества жизни в стране, в таких условиях невозможно экономическое развитие и рост страны, привлечение новых идей, создание пространства для инициативы. Как в пятницу спросил Лукашенко: «Готовы ли вы проявлять инициативу?». Я знаю, что бывает за инициативу: это пенсионер, который направил предложения по Конституции в местную газету и получил за это уголовное преследование. Конечно, в такой ситуации инициативу никто не проявляет. Соответственно, говорить о развитии не приходится.
В такой ситуации мы будем стагнировать экономически, пропаганда, чтобы показывать картинку процветания, будет все больше отрываться от реальности, а силовики будут делать так, чтобы люди про этот разрыв не говорили. Напомню, что именно это в свое время погубило Советский Союз. Когда объявили гласность, людям стало очевидно, что между тем, как они живут, и тем, как им говорят, как они живут, — пропасть. И это пропасть, с которой они не согласны. А чтобы ее преодолеть, оказалось, нужно идти совсем другим путем.
— Что общество может этому противопоставить? Ты говоришь — «удерживать знамя перемен», а хватит ли этого, учитывая тобой же упомянутые скатывание в тоталитаризм и внешнюю поддержку?
— Себя может общество противопоставить. Знаете, не надо спрашивать себя сейчас: «Хватит ли этого?». Это снова звучит как самооправдывающееся пророчество: мол, этого же все равно не хватит!
Делайте то, что можете, — этого хватит. Будьте. Вся история человечества показывает, что этого хватит. Из гораздо более тяжелых и страшных ситуаций восстанавливались государства и народы, если они удерживали знамя, что они есть и их ценности по-настоящему важны. Мы пока в сложной, драматичной ситуации, но у нас еще очень много ресурсов и возможностей в нужный момент восстановиться.
Поэтому да, я считаю, этого достаточно. Но важно именно действовать, не сидеть на кухне, а действовать. Действовать так, чтобы себя сберечь, не отдать себя на скормление режиму. Но находить способы вносить свой гражданский вклад.