Эдуард и Виктория Пальчис. Фото предоставлено героиней
Известного политического блогера и общественного деятеля Эдуарда Пальчиса, автора телеграм-канала «Palchys», задержали в конце сентября 2020 года. Сперва он пропал, и три дня родные не знали о его местонахождении.
«Друзья, многие из вас заметили, что вот уже пару дней Эдуард Пальчис не активен в соцсетях, — написала жена блогера, Виктория Пальчис, на своей странице в Facebook. — Последние недели он подозревал за собой слежку и предполагал, что его ищут спецслужбы. В воскресенье, 27 сентября, он планировал перебраться в более безопасное место и предупредил, что какое-то время будет без связи. Однако, учитывая, что «режим тишины» с его стороны затягивается, я вынуждена поднять тревогу».
Уже 30 сентября Эдуард «нашелся» на Окрестина — сперва сообщалось, что его отправили отбывать 30 суток ареста за массовые акции. Но через месяц его не выпустили. Блогеру предъявили обвинение в «организации массовых беспорядков» по ч. 1 ст. 293 УК. Он признан политическим заключенным. Его беременная супруга Виктория вынуждена была покинуть Беларусь. 16 декабря у семьи Пальчис родилась дочь Эмилия. Эдуард видел девочку только на фотографиях.
«Имя выбрала я. Передала мужу через адвоката, чтобы узнать, что он думает. Эдуард сказал, что имя чудесное и «самое оно». Так и назвали дочь Эмилией. Вот такая у нас реальность», — грустно улыбается девушка.
Уже во второй раз она оказывается в положении жены политзаключенного. В первый раз Эдуард попал за решетку в 2016 году за свои острые публикации об отношениях Беларуси, России и Украины на сайте 1863x. Сначала Эдуарда схватили еще в мае 2015-го, отправили, по его словам, на месяц в «психушку», завели уголовные дела (о разжигании вражды и распространении порнографии), но затем ему удалось сбежать в Украину. Его задержали в январе 2016-го при попытке пересечь украино-российскую границу и спустя несколько месяцев экстрадировали в Беларусь. В СИЗО он пробыл до приговора, объявленного 28 октября. Пальчис тогда получил 1,9 года «домашней химии».
Но если в тот раз Виктория Пальчис переживала заключение мужа одна, то сейчас у нее на руках грудной ребенок. 16 марта девочке исполнилось три месяца. Молодая мама с трудом выкроила время для интервью: она полностью погружена в уход за маленькой дочерью. День Виктории расписан буквально по минутам. Пока Эмилия спит на дневной прогулке в сопровождении дедушки, отца Эдуарда, Вика делится с Reform.by впечатлениями от материнства, мыслями про мужа и надеждой на лучшее.
— Как вам в роли мамы?
— Уже, конечно, попроще. Уже понимаю, что такое ребенок, что за ребенок Эмилия, что ей нравится, а что не очень, начал вырабатываться четкий режим дня. Мне вообще с дочерью помогают всей семьей. Сначала со мной два месяца была мама Эдуарда, потом на полтора месяца приезжала моя мама, сейчас мне помогает отец Эдуарда. Всей семьей растим малышку. Эмилия довольно спокойный ребенок, она плачет по объективным причинам: кушать хочет или болит животик. А так — улыбается, смеется, игрушками интересуется. Моя мама вообще сказала, что с Эмилией ей проще, чем со мной было (смеется — прим. Reform.by).
— На кого она больше похожа — на вас или на Эдуарда?
— Когда она только родилась, была вылитый Эдик. Ее родные даже называли «мини-Эдик». А сейчас уже начали проявляться мои черты. Меняется она.
— Как вообще проходят ваши дни? Чем занимаетесь, кроме ребенка?
— Если честно, занимаюсь я только дочерью. Иногда пишу что-то в соцсетях, новости читаю. Но все время посвящаю Эмилии.
— Эдуард видел дочь?
— Да, посылали ему и в письмах фотографии, и адвокат показывала фотографии дочери. Она не может оставить ему эти фото, но показать может. Письма с фотографиями сначала не доходили, но потом начали доходить. Эдуард постоянно интересуется, как дочь кушает, как спит, как проходит ее день, на кого она похожа, что она научилась делать. Всегда просит подробнее описать все мелочи.
— Адвокат часто посещает Эдуарда? Что говорит про его настроение?
— Адвокат приходит к нему примерно раз в две недели. Говорит, что Эдуард в нормальном настроении, старается не думать про свое дело, арест и будущие суды. Говорит, что даже лень про это все думать. У него все мысли посвящены дочери. Но вообще, Эдуард говорит, что очень много людей сидит по политическим делам.
— Как дела с письмами?
— Очень долго идут. По письму в месяц удается получать и ему, и мне. Открытки идут быстрее. Из-за этих проблем много чего приходится передавать через адвоката.
— Много незнакомых людей вас поддерживает?
— Да, очень. Много незнакомых людей делятся письмами от Эдика, некоторые жалуются, что письма идут очень долго. Приходится объяснять, что пока письмо пройдет цензуру, пока он ответит — это занимает много времени. Люди спрашивают, как мои дела, предлагают помощь. Удивительная солидарность!
И не только от беларусов. Я живу в Литве, и бывает такое, что мне звонит незнакомый номер. Оказывается, это кто-то из местных жителей предлагает мне детскую одежду или кроватку. Так получилось, что из детских вещей мы ничего не покупали — со всем мне помогли.
— Вика, а как ваше состояние? Вам не страшно?
— Вообще, я постоянно занята дочерью, и в какой-то степени ее рождение меня спасло. Бывают моменты, когда нападает страх, ведь у Эдика серьезная статья. И грозит ему от пяти до пятнадцати лет. Когда об этом подумаешь, становится страшновато. Но в целом настроение у меня достаточно бодрое. Я стараюсь не унывать, потому что не верю, что он будет сидеть весь срок. Мне очень хочется вернуться в Беларусь, но Эдуард говорит, что пока что нам нужно оставаться в Литве. Здесь я чувствую себя в безопасности и понимаю, что здесь никто не отберет у меня дочь.
— Дело еще не собираются передавать в суд?
— Эдуард отказался от дачи показаний, они со следователем не видятся. То есть Эдик сидит в тюрьме, а следователь сам себе работает с делом. У адвоката подписка о неразглашении, и она не может сказать что-то конкретное. Но речи про суд не было еще.
— Недавно в твиттере Эдуарда появлялись странные посты. Это силовики написали? Техника у них?
— Эдуард мог перед своим задержанием отдать доступ к своим соцсетям кому-нибудь еще. Последние полгода муж был очень уставшим и вполне возможно, что он мог это сделать. Я не думаю, что это делают силовики. Когда «губопики» захватывают телеграм-каналы, они ставят госсимволику, пишут гадости. Думаю, что и здесь была бы подобная ситуация. Техника Эдика, кстати, не изъята, она лежит себе спокойно здесь со мной, в Вильнюсе. Интересно то, что обыска у нас не было, хотя уголовное дело заведено.
— А вами самой не интересовались после ареста мужа?
— После ареста — нет, не интересовались. Мне домой ничего не приходило и меня никто не искал, я даже не в курсе своего процессуального статуса.
— Вы сказали, что не верите, что Эдуард будет сидеть весь срок. Но все же — на какой исход вы надеетесь?
— Я стараюсь не думать об этом. Эдик говорит, что у всех, с кем он сейчас сидит, любимое занятие — высчитывание сроков. Сколько уже отсидел, сколько дадут, сколько останется, какие перспективы. Но все, что началось в 2020 году, — этого никто не мог предугадать. Поэтому каждый день ситуация может поменяться. Поэтому и думать про результат бессмысленно. Дадут срок — ничего страшного, будем ждать, будем воспитывать дочь. Эдуард сидит в тюрьме не потому, что он плохой, а потому, что он на стороне добра, он прав и не сделал ничего противозаконного.
— Вика, вы ведь готовились к тому, что мужа могут арестовать снова?
— Было понимание, что он может сесть. Попытки сформировать план действий проваливались. Я у него спрашивала, что мне делать, если он сядет. Он сказал: «Рожай и воспитывай дочь». Понятное дело, что рожу и никуда не денусь. Мы понимали, что арест может случиться, и мне нужно будет продолжать дальше жить, поддерживать его. Делать так, чтобы было ему куда вернуться после тюрьмы. Чтобы он знал, что у него есть семья, которая его любит и ждет.
— Он не собирался уезжать?
— Мы оба очень не хотели уезжать. За неделю до его ареста у меня появился страх, и я уговаривала его уехать. Перед тем силовики интересовались мной в женской консультации, где я наблюдалась по беременности, поэтому мы с ним скрывались. У нас был план, что я уеду, а он приедет, как только будет возможность. Но его задержали в тот же день, когда я покинула Беларусь.
— Вы были уже на довольно большом сроке, когда Эдуарда задержали. Как это повлияло на вас? Как вы его искали?
— На ребенка не повлияло никак. Но это было очень страшно. Уже есть достаточно историй, как режим поступал с неугодными. Но я себя старалась утешать, что Эдик ничего такого не сделал, и как-то радикально с ним поступать не имеет никакого смысла. Но, знаете, когда человек исчезает, это очень страшно. Уже хочется, чтобы он оказался хоть где, только чтобы нашелся. Искала Эдуарда наша адвокат, она обзванивала все учреждения, его искал его брат, ездил по всем изоляторам. На третьи сутки родители Эдика пошли в Лидский РОВД писать заявление о пропаже. Сотрудник РОВД позвонил на Окрестина, и там ему подтвердили, что Эдик у них.
— Вы выдохнули, услышав это?
— Да (вздыхает, — прим. Reform.by).
— Как проходил конец вашей беременности?
— Нужно было решать, где я буду жить, нужно было готовиться к родам, нужно было решать множество практических вопросов. Не было много времени на рефлексию и страдание. Беременность и роды спасли меня от депрессии. Сейчас Беларусь погружается в такое «вязкое» состояние, судя по новостям. Я сама, когда читаю новости, тоже погружаюсь в это состояние. Меня спасает Эмилия. Она такая радостная, она смеется. Без нее мне было бы намного тяжелее.
— Вы расскажете дочери о происшедшем в вашей семье?
— Тут два варианта. Первый: она подрастет и будет задавать вопросы, а Эдик еще будет сидеть — тогда придется рассказывать. А второй вариант — Эдик уже сам будет на свободе, и мы расскажем ей вместе. Это часть нашей семейной истории, и не нужно ее скрывать.
— Вы второй раз проходите путь жены политзаключенного. Сейчас легче, чем тогда?
— Второй раз не так страшно. Из предыдущего опыта я понимаю, куда нужно обращаться, как писать заявления. Мне проще, потому что есть наработки. К тому же то, что теперь происходит с Эдуардом, это часть большой истории, которая происходит сейчас в Беларуси.
— Вы общаетесь с женами и близкими других политзаключенных?
— Да. Мы очень близко общаемся с Дашей Лосик, поддерживаем друг друга, переписываемся. То, что мы вместе сейчас переживаем, делает нас ближе и солидарнее друг с другом. Эдик рассказывает, что во время отсидки он уже столько знакомств завел, что после победы его и на рыбалку пригласили, и на плов (смеется, — прим. Reform.by). Все эти связи должны оставаться. Я общаюсь с женами других политзаключенных, наша связь очень укрепляется, и таким же образом между другими людьми связи только укрепляются, несмотря на темные времена.
На фоне того, что происходит с мужьями, женщины держатся очень хорошо. Все жены очень поддерживают своих мужей, сражаются за них и очень их ждут. Каждой из нас важно было не оставаться одной в беде. Это дает понимание, что ты не отщепенец и дурак, а что с тобой все хорошо. Это помогает держать голову в порядке.
— Часто говорят о ведущей роли женщин в «беларусской революции». А вы что думаете насчет этого?
— Я не могу сказать, что это женская революция. В революцию втянуты все слои общества. У нас даже несовершеннолетние сидят по политическим причинам. Женщины так же подвергались пыткам и избиениям, как и мужчины. Власти совершенно не разделяют, кого репрессировать. Женщины поддерживают всех мужчин, которые оказались за решеткой. Очень важно, чтобы всем людям после отсидки было куда вернуться.
— Как вы думаете, как все то, что происходит в Беларуси, повлияет на растущих сейчас детей?
— В Лиде я видела дошкольников, которые кричали женщинам из цепочки солидарности «Жыве Беларусь!». Я такого никогда в жизни не видела. Даже если бы родители пытались закрыть детей от происходящего, дети все равно живут в этом революционном контексте. Вы посмотрите, сейчас власти пытаются перехватить и перевоспитать детей в духе идеологии режима. Но им не удастся, ведь дети уже тоже хапнули зла от режима. Даже если сейчас Лукашенко удержится, новое поколение не сможет его принять. Это совершенно другое общество.
— Как держатся родители Эдуарда?
— Тяжело думать про сроки, которые грозят Эдику, но они держатся и поддерживают его. Они молодцы. Рождение внучки тоже для них стало антидепрессантом и дает позитивную повестку. Они переключились на внучку. Понимаете, нет выхода. Ну опустим руки — что будет? Будет только хуже. Поплакать можно, погоревать, но не сдаваться и не опускать руки.
— Не было мыслей, что было бы лучше, если бы ничего этого не было и произошло обычное «переизбрание» Лукашенко, как в 2015-м?
— В минуты слабости у меня появляются такие мысли. Нужно понимать, что то, что происходит сейчас — это происходило всегда. Просто сейчас оно вылилось в общественное поле и стало очевидно всем. Вскрылся гнойник. Что хорошего, когда гнойник сидит? То, что происходит — оно должно было произойти. Эдуард в апреле был уверен, что выборы 2020 года будут скучнее, чем были в 2015 году. Сейчас он верит в лучшее и говорит мне, что мы увидим то, чего не видели никогда.
Теперь никому не нужно объяснять, что такое добро, а что такое зло. Люди все понимают. После задержания Эдуарда восстановились даже ранее потерянные связи — люди снова нашлись и предложили свою помощь и поддержку. Самое важное сейчас — не забывать, что мы пережили, не забывать политзаключенных, не переворачивать страницу.
* * *
Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика Reform.by на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!